Пётр Мамонов - На плотной земле. Стихотворения

Но если всю жизнь думать
о той, которую любишь, —
станешь мелким дождем,
мокрой листвой в лесу.

В твоих берегах-ладонях
мои протекают воды.
Мои застывают годы
в твоих берегах-глазах.

В твоих вечерах-затонах
мои затихают речи.
Мои остывают плечи
в твоих вечерах-лугах.

В твоих облаках-объятьях
мое уплывает сердце.
И так далеко до смерти
в твоих облаках-руках.

Ты не видел, как спелый август
молчал на краю дороги
влажным взглядом берез?

Ты не видел, как душный август
запахи прял над лугом
жужжанием диких пчел?

Ты не видел, как рыжий август
таял в пруду, серея
уставшим от родов лицом?

Наверное, ты не видел…
Иначе, зачем бы лужам
так долго стоять, белея,
в сохнущей колее?

Как холодно, друзья, в моей квартире.
Качает ветер шторами окно.
Как холодно на свете, в целом мире.
Согрей меня, октябрьское вино.

Касаюсь кромки дня, дрожа губами,
Вина темно-вишневая полынь.
Нас осень провожает холодами.
И снова пусто, взгляд куда ни кинь.

Все меньше огарок, все ярче свеча.
И строчка, как воск, горяча, горяча.

Мне милей на тротуарах,
Чем в лесу среди ветвей.
Мне родней пивные бары,
Чем ржаной простор полей.

Голубь сел на подоконник,
Грязно-серый, городской.
Окна, ржавый рукомойник,
Мяч, качели – след людской.

По Дегтярному спускаюсь,
Ждет Успенский за углом.
Не предам и не раскаюсь.
Ты, Москва, мой отчий дом.

Я боюсь прослушать звуки,
Я боюсь, что помешают.
Сердца выпуклые стуки
От виска к виску летают.

Красный звон, трамваи мыслей
На проторенных дорогах
Заслоняют здравым смыслом
Ту, что мне дана от Бога.

Стой, моя сестра родная,
Стой, чужая!.. Дождь и слякоть.
Злясь на все вокруг, вонзаю
Ручки клык в бумаги мякоть.

Деревья вздыхают устало,
Предчувствуя тяжесть весны.
И жала несущихся галок
На небе так странно – черны.

В свободу играю.
Опускаю пальцы в лиловые краски
и акварель высыхает,
морща бумагу слегка.

Больше серого цвета, чем яркого,
И ворсинками иглы-дома.
Засыпают татары с татарками
По подвалам. И спят до утра.

А когда, словно тоненькой коркой,
Покрываются улицы утром,
Между синенькой ситцевой шторкой
Появляются лиц перламутры.

И выходят татары на улицы,
Подметают уныло дворы,
И бормочут, спиною ссутулились,
Ненавистное имя Москвы.

Предметы, линии, игра,
Беседы при неярком свете.
Шагов хрустальная мура
В старинном дедовском буфете.

Сучок, расцвеченный рукой,
Стараньем прошлым полирован,
Склонился мастер над свечой,
Минутной стрелкой разлинован.

И сквозь прошедшего туман
Я вижу жилистые руки,
Очков оптический обман
и инструменты, и их звуки.

Распахнулись глаза и, как двери,
Растворились решетки ресниц.
Побежали упругие звери
Взглядов. Тысячами верениц…

Краски все растеклись, поблекли
и лежат на холсте.
Были краски, как краски, – намокли,
теперь не те.
Серебряная, например посерела
и бамбук водосточных труб,
Алюминевы до предела,
никак не отлипнет от рук.
Сколько ни мыль его мылом,
сколько не три пемзой
Так и останется. Погляди, шилом
тычется в небо резвый
Шпиль одинокой башни.
Глупо, хотя и красиво.
Похоже на день вчерашний,
безтолковый, невыносимый.

Сижу без мыслей, сам с собой.
Вода из крана.
Я ранен утра синевой,
Сочится рана.

На белом кафеле стола
Яйцо вкрутую.
На завтрак срочные дела,
Писать – впустую.

Ложусь на смятую постель,
Пера не трону.
Пылится в ящике недель
Моя корона.

Так всегда здесь: пыль и солнце,
Но вечером солнца нет.
Вечером сквозь абажура донце
Конусом режущий свет.

Гости вечером по полам темным
Ходят туда-сюда.
Говорят мало, больше пьют и скромно
Курят. опустив глаза.

А потом вдруг уходят гости.
Двое глядят им вслед.
На тарелках грязные кости,
Пятна от сигарет.

Двое знают, спешить некуда,
Завтра опять день.
И ложатся спать нехотя…
На окошке – сирень.

Легли, думают. Про солнце, про завтра,
Про пылинки в лучах теплых.
И засыпают… Аэронавты,
Пролетая, глядят им в окна.

И не знают аэронавты,
Что за окнами тихо спят
Люди далекого «завтра»,
За которым они летят.

Здесь нет шума машин
В толчее домов,
В переулках узких, кривых.
И лежит здесь пыль
На хвостах котов
И на лицах старух седых.

Если б солнца луч
Заглянул сюда,
Он увидел бы окон грязь,
Посреди двора
В луже рваный мяч
И карниза лепную вязь.

Жужелица смуглая Рулла,
Рулла, жук золотой.
Время совсем согнуло
Столбик перил резной.

Теплая пыль наростом
Между окон легла,
Трава невысоким ростом
В щели полов вросла.

Солнце гуляет брызгой,
Стеклянная прядь окна,
Столбик совсем раздрызган,
Рулла летит, пчела.

Ты – мой бог, моя жизнь. Ты – жена моя.
Ты – надежда, ты есть у меня.
Ты – в колодце вода, тишина моя.
А я сам лишь колодца края.

Смуглый ветер ладонью твоей
Лег на сырость холодных перил.
Всех на свете не хватит морей
Охладить моей памяти пыл.

Что мне день, что мне ночь, что мне век?
Всё песчинки, песочная горсть,
Если самый родной человек
Промелькнул и исчез, словно гость.

Колебаньем звучащей струны
Наших «вместе» допетая песнь,
Лунных бликов недолгое «мы»
И пустынная пристани месть.

Я увидел на бульварах
Листьев вялых хруст-рисунок.
Я увидел тротуары,
Я увидел переулок.