Сергей Виноградов - Наследие. Том седьмой. 2021

– Я прощу Вас, а Вы? Вы – простите меня,

Видно, вспомнить меня Вы совсем не хотите,

А ведь мы, шевалье, лет уж десять родня…

Чем закончилась встреча? Кто кого не признал?

Поцелуем уж точно! Нам бы в эти века!

…В нашем веке, увы, был другой бы финал,

И пришлось б им идти подтверждать ДНК…

У каждого из нас своя звезда

Есть где-то там в просторах бесконечных…

Угаснем мы, а звезды никогда —

У нас лишь жизнь, у них же сразу вечность…

И если свет их к нам дойдёт когда-то,

Увидим ли? И через сколько лет?

Если родимся сами многократно,

Но среди нас, увы, бессмертных нет…

Тогда к чему о звёздах эти сказки,

Ведь их никто не видел никогда?

Возможно, я и сам сгущаю краски,

Есть звёзды, значит, жизни быть всегда!

Есть звёзды, значит, есть к чему стремиться,

Есть звёзды, значит, есть к кому лететь,

Чтобы самим однажды превратиться

В частицу Космоса и жить там вечно впредь…

Тогда и Бога нам уже не надо,

И рай и ад пред звёздами – ничто!

Мы знаем все, как пахнет в храмах ладан,

Как пахнет Космос, вряд ли знает кто…

Быть может, в нём любимых женщин запах,

Быть может, в нём вселенская любовь!

Мы только на земле живём со страхом…

…Не потому ль на звёзды смотрим вновь?

У меня давно собачий возраст,

Не смотрите, что мне двадцать лет —

Жить по-человечьи слишком поздно,

Нет ни сил, да и здоровья нет…

Я всю жизнь прожил с душой пустою,

В ней давно не храм, а сущий ад,

Каждый день лишь бесы с наркотою,

В общем, полный швах, полный бедлам…

И в бедламе том я самый главный —

Он мой личный сумашедший дом,

Там я для кого-то врач,

Кому-то травник,

А себе уже потом —

Палач…

В голове давно одни туманы,

И дороги, знаю, не найти,

Чтобы попытаться сквозь обманы

От себя к себе же и уйти…

Чтобы уколоться и покинуть

Эту жизнь собачью навсегда

Если скажут, вот и этот сгинул,

Вспомните, что жизнь не ерунда!

В два сорок пять на Мойке умер Пушкин…

Стоял январь. И за окном мороз…

Ни выстрела в знак траура из пушки,

Ни для приличия хотя бы каплю слёз…

Жил Петербург своею жизнью. Власть молчала.

Не стало Пушкина. Спокойней будет всем…

Ну, вот и кончилась, видать, его опала,

Вот он лежит теперь навечно нем…

Но жизнь его другая начиналась

Не по земным законам, по своим,

Пусть он молчал, но Муза не молчала,

Её на это Бог благословил…

…Собор Исакиевский. Скоро ли приедут?

Когда поэта тело привезут?

Народ стоял и ждал. Ждал и не ведал,

Что будут отпевать совсем не тут…

Исакий для поэта не открыли,

Не по нему, видать, такая честь,

Хотелось, чтоб его скорей забыли?

А, может, это царственная месть?

Роптал народ, а власть опять молчала,

Неужто и от мёртвого его

Она ещё чего-то снова ждала,

Как от заклятого любимца своего?

Но спрятать всё равно бы не смогли,

Хотя и под конвоем в непогоду,

Как вора ночью в церковь привезли,

Видать, особам царственным в угоду…

Конюшенная площадь. Божий Храм

И весь народ без шапок на морозе…

Приют последний петербургский. Ну, а там

Дорога дальняя подальше от столицы,

И счёт пойдёт не жизни, а верстам,

И троечка последняя помчится…

…Последняя дорога. Гроб на дрогах,

А сверху сено, чтобы не замёрз…

– Кого везут?

– Кого-то из острога…

– Ни родственников нету и ни слёз…

Лишь царственная милость: вмиг доставить,

Подальше от людей похоронить

И крест простой покойному поставить,

Чтоб власть никто ни в чём не смог винить…

Уж вечерело. И в Святые Горы

Поэта троечка устало привезла —

Подальше с глаз, но не народа —

Царской своры…

(А Русь его Великим назвала!)

…И тут же наспех яму откопали

И снегом забросали кое-как —

Он даже здесь поэтом был опальным,

Но рассудили всё не так века…

…Давно уже нет ни той царской своры,

Давно забыты многих имена,

Пустые сплетни и пустые споры,

За лесть и наговоры ордена…

А он живой! И в памяти народной

Он первый и один вот он такой —

Красивый и чернявый, благородный…

…Так выпьем же и мы за упокой…

Ну, как же так смогли Вы, Натали,

Забыть его, считавшего Вас музой,

Скрепившего любовь святым союзом

На небесах для жизни не вдали,

А рядом с Вами, черпать вдохновение

В Ваших чертах прекрасного лица…

Ведь с Вами он остался до конца,

До самого последнего мгновения…

Но, слава Богу, он не видел то,

Как Вы и Петербург с ним обошлись,

Он ради Вас свою закончил жизнь,

Но Вы не принесли даже цветов

На гроб его, отправив в дальний путь,

Всем доказав – Вы не из декабристок,

И Вы его забыли слишком быстро,

Сказав ему: приеду как-нибудь…

Вы встретились потом – через два года —

Могильный холм и Вы во всей красе,

И капли слёз, подобные росе…

И море слёз, но только от народа…

Он Вас простил. В том самом феврале.

Он слишком Вас любил, чтоб ненавидеть,

И как хотел он Вас в тот день увидеть,

Пред тем, как в землю лечь в Святой Горе!

Вам Петербург- не он, видать, был нужен…

Всего семь лет любви, не первый муж…

Как много на Руси красивых душ

Лишь на лицо, по сути же – бездушных…

Увы, Вы, оказались в их числе

Самой достойной, но из недостойных —

Не беспокойте клятвами покойного,

Пусть он спокойно спит в родной земле…

…С поэтами в любви всегда морока

И что же Вы нашли в нём, Натали?

Вы и без выстрела того потом ушли б,

Но это было б слишком уж жестоко…

Мы с Вами были оба молодые,

Вы молодой священник, я – поэт…

Для Вас дороже всех были святые,

А для меня – она, которой нет…

Которая лишь в снах моих осталась,

Ну, почему не справедлив ко мне Ваш Бог?

А, может быть, со мною поквиталась

Моя судьба за то, что я не смог

Поверить Вам, приняв слова на веру

О смысле Бога, смысле бытия,

И вот теперь с печалью безразмерной

Я в Храме Вашем и душа моя…

Жаль, что тогда не выучил молитвы,

Жаль, что тогда почти не слушал Вас

И пусть теперь душа моя открыта,

Но что-то снова разделяет нас —

Грехи мои иль справедливость Ваша,

Но я пришёл просить не за себя,

Не потому ль мне рядом с Богом страшно,

Что виноват во всём, похоже, я…

Что я не слушал божиих советов,

Которые давал Б ог через Вас

И, может, потому и нет ответов,

Что не было тогда любви у нас…

Я постарел. Вы постарели тоже.

Я стал никто. А Вы – протоиерей,

Теперь Вы даже к Богу ближе, может…