Игорь Макаров - Кровь души я разлил по стаканам

Этот сборник ранее назывался не «Не спрашивай гусара о любви». Название само по себе вызывало много вопросов, да и мне со временем перестало нравиться. Поскольку было громоздким и не читабельным. Кроме того обложка стала мне казаться слишком простоватой и объяснять на каждом углу, что её цвет это лишь цвет голубых гусар, – не комильфо. Ко всему прочему давно прошло время моей юности, канул в лету романический флёр, так что всё ушло куда-то в далёкое прошлое, а стихи остались. Правда это не гусарские стихи, а немного игра в XIX век, – даже не подражание. Просто дань тому времени, когда у меня были друзья-гусары, но «кого уж нет, а те далече, как Сади некогда сказал…». Пусть останется память о них.

Ещё звучат победы громы,

Ещё звенит фанфарный звон,

Но через шаткие паромы

К нам лапу тянет призрачный Харон.

Ещё не прибраны с полей победных

Врагов поверженных тела,

Ещё не плакали в домах уездных,

Прочтя убитых имена.

Но уж поход опять играют

Надрывно трубы у шатра

И под знамёна собирают

Гвардейцев мёртвого Петра.

Неси же конь меня на сечу.

За Родину. За наш союз.

Что ждёт нас? Пред богом лишь отвечу,

Но явно не забавы милых муз.

Что ждёт нас, друг, за поворотом:

Любовь ли? смерть? стакан вина?

Или калекой неприметной

К нам обернётся вдруг судьба?

****

Вперёд же, конь, лети по полю.

Что нам удары? Что любовь?

Уж некогда искать иную долю

И за судьбу молиться вновь.

А мой предел известен,

Измерен уж давно,

Вопрос-то не уместен:

Кабак, друзья, вино,

Красотка у калитки,

Конь жаркий под седлом,

Цыган при старой скрипке,

Визжащий хор при нём,

Походных щей скупая сытость,

Котлов копченых благодать,

Да командиров высших глупость,

И нары – жесткая кровать,

Поход зимой жестокой-

Ты враг нам иль не враг-

Пред смертью одинокой

Не оправдаешься никак.

****

А мой предел известен:

Друзья, вино, кабак.

Ну, где уж нам до песен-

Порочен я, как враг.

Печальный звук прощальных труб

Ещё звучит, и барабаны

Свой дробный извлекают звук,

Колышутся во тьме султаны,

И под копытом снег разбит

И брызгами кругом летит.

Скрипят колёса,

стонет ось,

И эскадроны скачут врозь,

И пляшут факелы,

летит искра,

И тонут в шуме голоса.

****

Войска тронулись.

Когда я уеду далеко-

Не трогай гитару мою,

Ведь прежнего нежного звука

Не будет и я не спою;

Душа не застонет надрывно,

И горечь не брызнет во тьму,

Как в дикой ночи заунывно

Вдруг волк шевельнёт тишину,

И губы твои в полумраке

Не будут лобзанья искать,

И тайны небесного брака

Не будут уж больше нас ждать.

****

Когда я уеду далеко-

Не трогай гитару мою,

Не трогай былого порока,

Не трогай былого струю.

Волки воют. Стынет кровь.

Снег метёт поземкой,

День стремится к ночи вновь,

Конь стучит по стыне звонкой.

Что нас ждёт за поворотом?

Иль звериные глаза?

Иль изба с гнилым заплотом?

Иль заката бирюза?

Ты же, конь, беги же шибче:

Холод щиплется сильней,

Тьма густеет, страх всё липче,

И на сердце холодней.

Что-то тихо в ночи стылой?

Хоть бы звук иль птицы крик,

Иль совы позыв унылый,

Даже зверя страшный рык.

Но пустынная дорога,

Месяц свой роняет свет,

И береза – недотрога

Мимо призраком плывёт.

Не плачь:

Слеза ребёнка

Не тронет палача,

Не плачь:

Слеза не звонка,

Не упадет стуча…

А на ладони стынет

Пролитой крови боль,

Душа всё не отринет,

Как страх, как памяти пароль.

Течёт, течёт и стынет

По доскам снова кровь,

И без следа же сгинет,

Как прошлая любовь,

Как нежность поцелуя,

Как розы яркий цвет,

Как мы, себя балуя,

Сойдём с тобой на нет.

Но будут слёзы литься

И головы лететь,

И будут все стремиться

На праздник сей смотреть.

****

Смотрите…

Принц и нищий – нет нам дела,

Где лохмотья, где пурпур,

Чем владеем без предела,

Иль у денег держим кур?

Что милей: колпак шутовской

Или страх придворных слуг,

Или жадность царедворцев ловких,

Или нищенства испуг?

Что милее: царства низость

Иль друзей веселый круг?

Что милее: принца милость,

Или нежности подруг?

****

Пусть в бокалах вина плещут,

Пусть друзья с собой зовут,

Нищий пусть и принц трепещут

Иль за нами вслед идут.

В твоих глазах печаль и яд…

Уж много лет они хранят

Оттенок тот, но этот взгляд

Зовет меня и страстно манит:

Пусть бархата ресниц печальный хлад,

Пусть тонких губ зовущий глад,

Ланит холодное свечение,

Меня пугают и сомненье

Меня всё держит. Пусть зовут,

Но ноги к дому не идут.

Оставь же, наконец, сомнение,

Не трогай губ обычное презрение,

Я всё-таки себя переборю,

Из этой чаши пригублю.

Стучит копытом конь нетерпеливый,

Зовёт скорее в поле, лес и дол,

Кусает плечи он строптивый

И в нетерпении своём он весел, зол.

Не знает он, что уж труба звучала,

Что в холод и пургу нам предстоит поход,

Что веселиться нам уж не пристало,

Что проживём с тобой иль месяц, или год?

Что отощает он на перевалах,

Солому с крыши будет теребить,

В глазах он чужестранцев старых

Одну лишь ненависть он будет находить,

Красотка немка будет целоваться

С хозяином твоим без робости, стыда,

Но может так уж оказаться,

Что яд в бокал насыплет же она.

А твой хозяин новый без огляда

Тебя заездит, может быть тотчас,

Пристрелит и не бросит взгляда:

Зачем ему друзья на миг, на час?

Или ярмо тебе крестьянин тяжкий

Наденет на лебяжью стать

И пнёт – ты не привык к труду бедняжка,

Но плуг тебе, увы, таскать.

И потому ты не стучи копытом:

Ты сколько сам-то проживёшь?

И не води ты боком сытым,

Ведь завтра ты со мной в поход идёшь.

Всё – играю со смертью в игрушки:

И навстречу ей шаг, и другой,

Жизнь моя не ценней побрякушки,

И в могиле уже я одною ногой

Мой противник на шаге на третьем

Поднимает, спеша, пистолет,

И холодом, ровным и смертным

Дуло смотрит. А жизни уж нет.

И соперник привычным взглядом