Юрий Каплунов - Шуга

Мне жаль судьбы её печальной:
Ведь ягоды с ветвей густых
Сорвёт лишь человек случайный
Да птицы склёвывают их.

Ах, сколько утекло воды.
Смывает время помаленьку
Иль хуторка, иль деревеньки
Едва заметные следы.

На зов души из года в год
Я прихожу сюда послушно:
Здесь так настойчиво, так душно
Весной черёмуха цветёт.

Солдат поставлен на пост,
Он мелочь заметит каждую.
Солдат охраняет мост,
Стратегический, важный.

День, жарою измученный,
Наполнен кузнечиков звоном.
Проволока. Колючая.
«Стой! Запретная зона!»

Надпись дожди повысекли,
Отметили ржавчиной годы.
А прямо за зоной высится,
Раскинув громады, город.

Зоне давно бы на пенсию!
Давно бы на пенсию войнам!
А город домами пенится
И катит улицы-волны.

Ржавеет колючая изгородь…
И дети с соседней улицы
Подходят к зоне и издали
Всё смотрят на мост и хмурятся.

О нет, они не шпионы!
Но что ты с ними поделаешь,
Если в запретной зоне
Ромашки самые белые.

Там васильки особенные,
Кашки – такие грузные!
И о букетах несобранных
Девчонки вздыхают с грустью.

Мальчишки, а взгляд их – лезвие! –
Вприщур глядят на солдата,
Они по-пластунски лезут
И рвут цветы воровато.

Девчонки на них, окаянных,
Взирают со страхом восторженным.
Но всё заметит охранник,
Ему заметить положено:

– А ну, убирайтесь, дети! –
Кричит и рукою машет…
На штык у него надета
Ромашка.

Огонь постукивал по лесинам,
Как белка, прыгал с ветки на ветку
И цепкой хваткой своей рысиной
Ломал и крючил их зло и метко.

Метался круг неровного света,
Скакал по лицам, – и вдруг блистали,
Как будто плавились в свете этом,
Глаза – по капле горячей стали.

Сплетались вокруг причудливо тени,
И было всем хорошо и тесно,
И где-то рядом кружила темень,
И пламя в губы лизало песню.

Ладонями глаза накрой.
Ты помнишь, в детстве так бывало:
Нам жизнь коленки разбивала
И лбы царапала нам в кровь.

А мама ахала: «Мой мальчик!..»
А ты играл мячом своим,
Катился по земле твой мячик,
И ты бежал, бежал за ним.

Мы чтили мяч, не чтили кукол.
Земля и мяч – они круглы,
Но на пути встречался угол –
И мы таранили углы!

Сидишь, окурок теребя,
Ты по-мальчишески не робок.
Крутою жизнью в подбородок
Сегодня стукнуло тебя.

А мы спешим, – и скачет мячик,
И где-то угол зашибёт…
И через все года: «Мой мальчик,
Терпи, до свадьбы заживёт!»

Расскажи мне сказку,
деревня Рассказань.
Очень прошу тебя рассказать.
Ты ветрами-вьюгами
Её мне напой.
Босиком стану я
на холодный пол
Да в окошко лунное посмотрю,
Папироску горькую посмолю.
Снегом некатанным
Тебя занесло,
Ветром негаданным
К тебе меня занесло.
Мне снега глубокие
на грудь положи,
Как друзья далёкие живут,
расскажи.
Пьют ли за меня ещё
Хмель-вино?
Я в родимом городе
не бывал давно.
Там в высоком тереме
Жила княжна,
Может, уж теперь она
Чья жена?
Аль меня, царевича, ждёт-пождёт,
Пишет письма долгие,
Напишет – пожжёт?
Ты мне в сказке сказывай
Всё как есть,
Я не прогневаюсь на худую весть.
Только, может быть,
чуть-чуть загрущу,
Только, может быть, губу закушу.
А ещё, пожалуйста, дай ответ:
Добрый я молодец
Или нет?

Ветер светлые ветви полощет.
Накренился апрель к рубежу.
Я сюда, как на Красную площадь,
По просохшей тропе прихожу.

Попрощаться и – в путь. До свиданья!..
На просторный берёзовый лес
Опадает озноб ожиданья
С колокольни высоких небес.

Средь стволов замираю покорно –
Всё отчётливей слышится мне:
Набухают корявые корни
В материнской сырой глубине.

И в висках отзываясь со звоном –
Знать, и вправду исполнился срок, –
К учащённому сердцу – озоном
Подступает берёзовый сок.

И меня над бескрайней и милой,
Что бессмертными нас родила,
Подымает прихлынувшей силой,
Как подъёмною силой крыла!

Высота набегает полого,
И на взмахе крепчает рука…
И дорога моя от порога,
Словно облачко в небе, легка.

Мы проснулись в минуту одну
На краю у лесного оврага,
Где глубин отворённая влага –
По студёному, тёмному дну.

Ярь живицы, дурман земляники…
И, срываясь меж сосен в пролом,
По лицу беспокойные блики
Задевают прозрачным крылом.

Для единственной юной любви
Вновь июль повторился на свете –
В колошенье, смешенье, жар-цвете,
С первобытною мукой в крови!

И услышали слитный язык
Птиц, ручьёв и соснового леса:
Будто с памяти спала завеса
На один оглушительный миг!

Травы сохнут, пахнут пряно,
Спелой ягодой маня.
Родниковая поляна
Приголубила меня.

Под травою безголосо
К тишине земли приник
Не открытый до покоса,
Новорожденный родник.

Выбивается наружу
В грозовой июньский зной
Переливчатая стужа
Из глубинной кладовой.

Полноводных рек не стоит,
Но, насколько хватит дня,
Не кончается и по́ит
Небо, поле и меня.

А когда в пожелтевших березняках
Ветер задул, загудел, засвистал,
Мы вышли к оврагу, и с глазами враспах
Отряд над обрывом встал.

Молча скинули рюкзаки
И выпрямили тела
Над каменным руслом былой реки,
Река давно утекла.

Нам было такое увидеть дано! –
Пронзило и бросило в дрожь:
Взметаясь до неба, на жёлтое дно
Сыпался жёлтый дождь.

Томилось чувство – выше любви;
Тоска… – но ясней тоски!
Осень летела. Хочешь, лови
И складывай в туески.

Кончилась осень, как взмах руки,
Легла прозрачней стекла
По древнему руслу былой реки,
Которая утекла…

Закат – как последний вагон
уходящего поезда,
И если ты добрый,
вдогонку ему помаши.
И поздно кричать и спешить.
И раздумывать поздно.
И если ты добрый,
вдогонку ему помаши.

Смотри…
Откровенье закатов запомни, как заповедь.
Разливы, и спелое поле,
и снова январь, –
Проносятся дни, громыхая,
с востока на запад,
И солнце качается сзади,
как будто фонарь…