Юрий Каплунов - Шуга

Не будет громких и лишних слов,
Пилот шагнёт к кораблю,
Скажет: «Земля, я тебя люблю…»,
Скажет: «К полёту готов!»

Земля от дюз шарахнется прочь
И станет радужным шаром,
И будут за ним в межзвёздную ночь
Глаза телескопов шарить.

Он – силу Земли вобравший титан,
Он новые бьёт дистанции!
И скажет торжественно Левитан:
«Внимание… Говорит Москва!..
Работают все радиостанции…»

Заглянет в московские окна утро,
Прольётся трель соловья,
И станут люди у репродукторов,
Эти слова ловя.

И все другие тысячи слов
Померкнут от этих, вылиняв.
И в ряд с именами Гагарин, Титов
Встанет новое имя.

Застынут звёзды, к себе маня,
И он оттуда ответит:
«Земля, Земля, слушай меня,
Я – Третий!»

Ах, как верим земными вёснами
В межпланетность своей судьбы.
О крутые пороги звёздные
Разбиваем упрямые лбы.

Как срывает мясо с костей
Век космических скоростей!

Путь по звёздам, как путь по терниям,
Но сражаются до конца
И победами, и потерями
Переполненные сердца!

Нам ещё устроят овации
Космонавты иных веков.
На скрижалях цивилизации
Вечным золотом – КОМАРОВ.

Платформа «Циолковская» – в лесу.
Я остаюсь, уходит электричка.
Качая ветку, птичка-невеличка
Удерживает песню на весу.

Светла дорожка лесом и близка.
Спеша на службу звёздную, земную,
Рабочий день минует проходную,
Привычно предъявляя пропуска.

Лёгкий сон подмосковных сосен.
Небо в росплесках перламутра.
По-уставному – ровно в восемь –
Начинается в Звёздном утро.

Как от всех сует очищенье,
Это утро – в росе, грибное.
И какое-то ощущенье:
Будто чуточку неземное.

Будто небо над Звёздным – выше.
И пораньше других, знакомо –
Сам Гагарин на площадь вышел,
Просто бронзовый, против дома.

В это вложена бездна труда:
Световые исчислены вёрсты.
Вон – густые осенние звёзды,
Человечеству надо туда.

От взволнованной детской мечты
И от крови, вскипающей разом,
Устремляется дерзостный разум
Наводить в мирозданье мосты.

Чёрный вакуум, стылая высь –
Дерзость сердцебиением смерьте –
За пределами жизни и смерти
И отечества, где родились…

Наш уютный космический дом,
Где не надобны окна и двери,
И наличие звёзд в интерьере
Предвещает погоду притом…

Этот дом звёзд милее стократ!..
В наших людях мне нравится очень:
Помечтают в погожую осень
И в апреле выходят на старт.

С пригретых пригорков
Из снежной купели
Крылатые сосны
Взлетают в апреле.

Свершается: птичьи
Звенят позывные,
Нацелены в небо
Все силы земные!

И ввысь прорастают,
Как к солнышку семя,
Весенние люди –
Крылатое племя…

Помаши кораблю.
И накличь ему ветра отваги.
Злое слово «люблю» –
На приспущенном флаге.

Неужели не жаль?
Но платочек слезой напитала.
Ах, какая печаль
Полоснула глаза капитана…

Белой пены белей
Берегов раскалённая глина.
Ждут своих кораблей
Терпеливые девочки Грина.

Так рванулась на борт!
Загорелые ноги нагие.
Удивилась: не тот…
Паруса… может быть, не такие?

Добрый сказочник Грин…
Как же так, не помедлив с советом,
Что наделал один
Он, чудак, с целым светом?

Как печальна рука!
А кораблик растаял. Не стало.
Но ещё облака
На закате отсвечены ало.

Проходят дни, приходят времена,
Когда за всё, что прожито вначале,
Жизнь платит строгой памятью сполна
И судьбы завершённостью венчает.

И я в раздумьях о своей судьбе
Однажды всё как есть осмыслив чётко,
По самому большому к жизни счёту
Подам ли руку самому себе?..

Так жили – не просто, не сложно,
Но вот уже к сердцу легла,
Какая лишь к снегу возможна,
Вечерняя полумгла.

Встревоженно медля на склоне
Студёного этого дня,
Вздыхали, дышали в ладони,
В дому не включали огня…

Назавтра колёсный и пеший
Растопчут ожог белизны…
И листьям, опасть не успевшим,
Тогда не опасть до весны.

Речонка радостно летела,
Но с декабрём наедине
Она, звеня, заледенела
До круглых камешков на дне.

Как задохнулась от бессилья,
Под белой тяжестью снегов
Припав на сгорбленные крылья
Теперь ненужных берегов.

И в жизни, разнозвучья полной,
Вдруг не хватило торжества,
Как песни той, что с детства помнил,
А нынче позабыл слова…

Подлесок – настежь; речка, поле.
Остановлюсь, гляжу с холма,
Как жизнь свою на вольной воле
Справляет зимушка-зима.

Мелькнёт, змеясь, позёмка. Следом
Качнётся мёрзлое быльё.
Река – в крутых извивах слепок
Журчанья прежнего её.

За неприютной белизною,
Испятнанною синевой, –
Я помню взгорок в жгучем зное
С кузнечиками и травой.

В траве запуталась клубника.
А в заводи, впадая в ярь,
На блёстку солнечного блика
Со всплеском вымелькнул пескарь.

А вон подростки-непоседы
Сигают кубарем ко дну.
Одежда и велосипеды –
Всё в кучу брошено одну.

Густым июльским цветом кожи,
Счастливой резвостью игры
Они как близнецы похожи –
И неразлучны до поры.

Подальше – ниже по теченью –
Недвижно к удочкам приник,
Накрыт береговою тенью,
Из местных жителей старик.

Его неразличимы годы.
Ему от камушка видней
В излуке ближней огороды
С подсолнухами вдоль плетней.

К сараям сложены поленья, –
Запасы перечтёт зима.
И триста лет стоят без тленья
Из бурых лиственниц дома.

…Зима теперь в зените самом
И обжита давно с умом
В две долгих улицы селом –
С навозом конским, следом санным,
С дымком печным и духом банным
И с пимокатным ремеслом.