Валерий Семенихин - Шелесты имён

Мир солнца, море и песок.
Кусок скалы, и дальше – небо.
Мой сон по-прежнему высок:
Ни революции, ни крепа,
Ни вечно длящейся войны,
И пляски смерти не видны.
Беспечно бродит скорпион,
Достойный жизни, по ладони.
Львы с овцами – в одном загоне.
И, в бархатном увязнув лоне,
Шмель дегустирует пион…
Кто ж суетится, лжёт за двух,
Как рёк поэт? Продажный дух
В животных выветрился вдруг…
Красиво, правда. Иногда
Я думаю, что это правда. Да,
Воображение, друг мой…
Пляж смыт волшебною волной.
Всё это выдумано мной.
Я в зимнем городе живу,
Где души просто дежавю.
И чайка не качнёт камыш.
И, если море вдруг приснится,
Я улыбаюсь: это лишь
Тень майи на моих ресницах.

В мире цветочных брызг,
Тайных радуг и мотыльков,
Забывания и реприз,
Возвращения прежних оков,
Где не знаешь ты ничего,
Открываешь себя, ничто,
На коленях или ничком,
Непонятное «кто» или «что».
Среди этих цветочных брызг,
Тайных радуг и мотыльков,
Где всё Бог – и море, и бриз,
Потолок и вне потолков, —
Кроме Милости, что здесь пить?
Что увидеть, кроме Него?
Чем душе человечьей жить,
Если Он – в дыханье её?

На днях была вой на. Всходило солнце,
Блистало сельдью в заводях стекла.
Обычная, привычная текла
Жизнь адыгейца, каталонца.
И в новостях переливали кровь,
И не было бескровного канала.
Под плёткой слов, незримая, стонала
Лишённая всех тайн своих любовь,
Лишённая величия любовь,
Лишённая возмездия любовь.

Дорога, древняя, как этот мир.
Седые камни, выбитые ветром
На неоглядном веере пространств.
Полыни терпкой сизые кусты
Под царственным осенним солнцем.
И музыка цикад. И тишь.
Людей не надо здесь.

Милое детство моё,
Не ведающее Ангелов,
Беззаботное нечто,
Просто не верящее,
Что за солнечной занавеской
Воскресного дня
Притаилась жизнь
С её коготками,
Локтями, оскалами злости.
И там,
В старом списке событий,
Расписано, что однажды
Ты родился,
Однажды умрёшь.
Милое детство моё.

Таинственно, что всё не так:
Кто видит свет, кто – только тени.
И зренье лишь условный знак
Недооткрытых откровений.

Но, если Время отстоится
В сердцах, как в солнечных прудах,
Святому зрителю приснится
То, что незримо в трёх мирах.

Он сможет видеть, как, рисуя
Миры Движением одним,
Мать тёмно- синяя танцует
Пред Господом Своим.

Расписан день и час того, что не случится.
Примерит Океан сандалии Басё.
А жизнь и смерть лишь поменяют лица.
И это всё.

Я забываю, что я знаю.
Мы суть и сон, вода и кровь.
Стиха стихия огневая —
Души таинственный покров.
Мы суть и сон. Ничто не тщетно,
Хотя живём наоборот.
Изнанка жизни незаметна,
И смысл в трагедиях не тот.
Всё предстоит опять. Комета
Возникнет там, где ждут её.
Никто другой не видит это
Таким же… Старое ружьё,
Давно прописанное в сцене,
Должно бы выстрелить уже,
Но ты молился об отмене,
И все забыли о ружье.
И это очень просто, просто:
Я суть и сон, и в этом сне
Быть сутью трав, быть сутью в звёздах,
Быть Этим, когда То – во мне.
Ни тяжести, ни дна, ни тела,
Где тяжесть, дно и грозди тел.
Ничто не тщетно. Нет предела,
Когда его ты не хотел.
Ни тяжести, ни дна, ни тела —
Светящийся простор ума,
Молчание в противовес пределу.
И солнечные терема.