Алексей Степанов - Ярый Жан

Ходил, о судьбах размышляя,
Историю припоминая:
Праматерь нынешней Москвы —
Торговля. Корысть подле храма.
Когда-то в сторону Невы
Уехал Петр, царь упрямый —
Бежал из Азии, увы,
Стыдясь мужицкой простоты
И говора, и щей, и каши.
Сословных распорядков наших.
Патриархальной темноты.

В плену Романовских утопий,
Россия средь балтийских топей
Лишь притворилась, что умеет
Творить не хуже англичан,
Когда захочет, и не смеет
Перечить тем, кто Богом дан,
И власть небесную имеет!
А в головах все так, как было,
И не понять ему, царю,
Я, утверждая, говорю:
Насильно что – не будет мило.

Забыты русские былины.
Вот вам пожалуйста причины
Идеи русской. Темнота…
Всегда надежда на кого-то —
Вы согласитесь – неспроста.
И нет давно надеждам счета,
А на правителях креста.
Расправой подавляя волю,
Царь двигает страну вперед
Или назад… а что народ?
Живет, не сетуя на долю.

Легко понять, мы потеряли
Дорогу предков, умирали,
Не выполнив предназначенья,
Положенного нам Творцом.
И с тенью гордого сомненья
Идеей русскою живем.
И терпим страшные мученья.
Нельзя жить истиной востока,
Хоть, право, истина одна.
Своя дорога суждена.
И милость нашего пророка.

Тысячелетие славяне
Ходили вкривь, назад, кругами,
А суть все та ж – феодализм
Сквозь призму каждой новой эры.
Какой уж там патриотизм.
В отсутствие понятной веры
Мы слепо веруем в царизм.
«Что делать?» – глуп вопрос по сути.
Беспомощен, ленив и пьян.
Вопрос под водку, под баян.
Одумайтесь, прошу вас, люди!

Поставлю книги гонорар.
Изменится репертуар
На сцене русского масштаба.
Когда звучать он будет так:
Не «Что», а непременно «Как».
И делать!! Делать!! И без абы!
Вперед, друзья, да будет так.
«Здесь комментарии излишни, —
Подумал про себя герой. —
Кто под какой рожден звездой,
Решает все-таки Всевышний».

Вот километр нулевой
Он ощущает под ногой.
Ступая бодро по брусчатке
На площадь Красную спешит
И строит в голове догадки:
«Ильич по-прежнему лежит?»
Лежит, конечно, все в порядке.
Все обошел, все оценил:
Куранты, ели голубые,
Собора купола цветные,
Кремлевских таинство могил.

Как распахнулись двери ГУМА!
Легко крутясь, почти без шума.
В восторге! Каждый магазин
Отличен роскошью и стилем,
По-своему неотразим,
Манил товарным изобильем
И открывался перед ним.
В прохладной близости фонтана
Сидел, мечтая, наш герой
И ароматный, дорогой,
Пил кофе в кресле ресторана.

Он восхищенно улыбался.
А между тем, я записался
И упустил такой момент,
Что мой герой не назывался
Еще ни разу… компонент
Ненужным ранее казался.
Но имя – главный комплимент,
Что в жизни, что в литературе.
Я, сочиняя мой роман,
Увлекся им. Бог мой… шарман!
Бью сердцем по клавиатуре.

Ваяю смысл и сюжет,
Укладывая их в сонет,
Оттачиваю свой талант,
Его перерождаю в гений.
Алмаз – в изящный бриллиант,
Кумир, достойный откровений.
Иль я все тот же дилетант?
Здесь кто-то против эгоизма?
Любите самого себя.
Так Пушкин призывал, любя.
Но эгоизм ли? Это призма

Сомнений преломляет луч.
Сплин так же в наши дни живуч,
Со стрессом вкупе новомодным
От истины уводит прочь.
И вроде числишься свободным,
Но ничего не хочешь мочь
И волком рыскаешь голодным.
Как самого себя, другого
Не можешь холить и любить.
А как? Привычка – все губить.
И жить в безделье, бестолково.

Бегут отмеренные дни.
Ждешь лучшей жизни, а они
Текут, как тот песок меж пальцев.
Зато не скажет: «Эгоист!» —
Толпа беспомощных страдальцев.
Когда перед моралью чист
忘了, так говорят китайцы [2] 忘了 [wàng liǎo] – забудь ( Перевод с китайского ). .
Нет, тут уж я другого мненья.
Эгоистический роман —
Благоухающий шарман,
Моё бессмертное творенье!

Пишу лишь из любви к себе.
Вздевая к небесам в мольбе
Глаза и руки. Помолившись,
Я, до краев исполнен чувств,
Пишу, к черновикам склонившись,
Произведение искусств,
Своим терпеньем восхитившись.
Мой бог! Так пусть мое уменье
Для вас рождает интерес.
Блажен для автора процесс,
Где чтенье дарит наслажденье.

О, как признателен я вам —
Внимающим моим стихам!
Какое будет подходящим
Из существующих имен?
Простым, а может быть, кричащим
Сейчас героя назовем?
А может – грубым, завалящим?
Но как вы яхту назовете,
Так ваша яхта поплывет!
Так ваш ребенок заживет,
Какое имя вы даете!

Какими были имена
В начале мира? Тишина
Священная ласкала слух,
Когда его из красной глины,
В одном лице и плоть, и дух,
В саду восточней Палестины
Творец, невидимый пастух,
Создал всесильною рукою,
Своим дыханьем наградив.
Вдруг стал задумчив, молчалив.
«Как называть, что предо мною?

Я – имя Тетраграмматон [3] В иудейской традиции Тетраграмматон (четырехбуквие) – знак непроизносимого имени бога. В русской традиции обычно транскрибируется как ЯХВЕ или более вольно – Иегова. – Прим. автора. .
Он часть меня. Всего лишь он…
Мне в мире нет определенья.
Я есть Начало и Конец.
Я Истина и Побужденье.
Он – лишь творения венец.
И он прекрасен, без сомненья.
Я – вечность, непроизносимый.
Я – страх, Я – свет, Я – мысль, Я – Бог!
Он – слово, дело, он – итог.
Он красный, как земля, – красивый.

Что ж, так и быть, коль из земли,
Из праха Мы создать смогли
Творенье хрупкое, по праву
Мы глину закалим огнем.
Эдемскую дадим оправу
И Человеком назовем.
И будет жить он нам во славу.
Адам – подобрано со смыслом.
Логично, отражает суть.
Добавим заповедей чуть.
И поместим в саду тенистом.

Раз он из праха народился,
Пусть там живет, где появился.
И с той поры так повелось.
Родители, давая имя,
Старались, чтоб дитя звалось,
Кем есть по сути. Не любыми
Названьями, не как пришлось.
Не теми, что наш слух лелеют,
Не отблеском далеких звезд.
Хоть вариант до боли прост
И самолюбье рода греет.

Защитник греков – Алексей.
Спасет евреев – Елисей.
Ярилу – Ярослав прославит.
Германский Мориц это – мавр.
Йорк откровенностью блистает.
Победу торжествует Лавр.
И торжествуя, процветает.
Жаль только времени река
Размыла таинство волнами.
И мы чужими именами
Зовемся. Участь дурака —