Алексей Степанов - Ярый Жан

Во времена, когда утрачен
Былых величий дивный свет,
Когда Завет переиначен
И сил бороться, больше нет,
Когда друг друга не прощают,
Обиды старые храня,
Когда поэты не рождают
Героев нынешнего дня,
В минуты скорби одинокой
По прошлым доблестным летам,
В часы нелепости жестокой
Я нашей эре дань воздам.
Роман – творенье дилетанта,
Неугомонных мыслей строй.
Забава моего таланта,
Давно укрытого землей.
Прими несмелые сужденья,
Иронию и наставленья.
Я понимаю – мой роман,
Увы, совсем не «Дон Жуан».
А я не Пушкин, и не Байрон,
Я проще и совсем другой.
Пишу не глубоко, банально,
И не известен мой герой.
И все же я имею право
Писать, нисколько не боясь,
Что наживу дурную славу,
Достигнуть гениев стремясь.

Его кружила суета…
Белея чистотой листа,
Все новое принять готовый,
Он был из тех, чья жизнь пуста.
Чужими мыслями ведомый,
Им подчинялся неспроста.
Отмечу, был весьма толковый.
Герой провинции неспешной
Там, где меня давно уж нет,
Мне встретился в семнадцать лет —
Томимый юною надеждой.

Неисправимый оптимист.
Красив лицом, высок, плечист.
При этом откровенно худ
И с чувством юмора отменным.
Пустой внутри, но внешне крут,
С улыбкой дерзкой и надменной.
Знал пряник, иногда и кнут.
В чужие лез дела без меры.
Советы даром раздавал
И к идеалам призывал.
Был раб навязчивой манеры.

Жил, как родители внушили.
Хотя зачем – не объяснили —
Так надо делать, а не так.
Усвоив глупую науку,
Знакомый мой, не будь дурак,
Вдруг понял вот какую штуку:
Раз не отвертишься никак,
Гораздо легче будет – врать,
Оправдывая ожиданья.
А сокровенные желанья
Другим не стоит открывать.

Он начал лгать родным и в школе,
С обманом свыкшись поневоле.
Обманывал, когда дружить
Ребята с ним не соглашались.
Да что уж там греха таить,
В друзьях все в юности нуждались.
Он заставлял себя любить.
Не дожидаясь, наперед,
Пока еще друзья внимают,
Пока еще не прогоняют,
Недорого берет – и врет.

Вся жизнь его – сплошной обман.
В компании был хулиган,
А дома – паинька святая!
Что ж, худшего желать нельзя. —
Умело маски надевая,
Завралось милое дитя,
Себя под ними же теряя.
В семье он был в каком-то роде
Надеждой матери с отцом.
Ну, а по сути – рос лжецом,
Наперекор своей природе.

Себя под маской потерять
Боялся, знал: пора менять,
Решиться. Разорвать оковы,
Поставить точку, ложь забыть
Он был готов, но не готовы
Родители. И как тут быть?
Наперекор не скажешь слова.
И стыдно быть самим собой.
Как не оправдывал надежды,
Его родители – невежды —
Всегда твердили: «Ты плохой».

Во избежание грызни,
Пустой, ненужной болтовни,
Как школа подошла к концу
Но не закончились мученья,
Пришла идея молодцу,
Отбросив робость и сомненья,
Однажды подойдя к отцу,
Просить его благословенья
Покинуть отчий дом и город,
Пока умен, красив и молод.
Или уйдет без разрешенья.

И после долгих уговоров
Сдались родители. Укоры,
Потоки слез. Но блудный сын
Настойчив был в своем желанье.
Уже не потакая им,
Поцеловал их на прощанье,
В дверях, откланявшись засим.
Ушел, куда глаза глядят.
Сбежал, как многие, из дома.
Его история знакома
И мне, и я за парня рад.

Вот так, поставив разом точку,
Он разорвал вранья цепочку.
Оставил приторных друзей
И нелюбимую подругу,
Как говорится – сдал в музей.
Воздал подонкам по заслугам.
И нет бы ехать поскорей,
Так он без памяти напился.
Разбил на диско пару морд.
И тем был несказанно горд,
Что за обиды расплатился.

Подруга плакала, вопила,
Что жить не сможет, голосила.
Оставить адрес для письма
Три дня в отчаянье просила.
Хотя сомнительна весьма
(Как мама часто говорила,
Причем такой была сама)
Любовь червя к плодам неспелым.
Красива, правда. Что с того?
Лишь отдаваться – ничего
Подруга больше не умела.

Юрфак – престижный факультет.
Он поступает на бюджет.
Почти без знаний, на харизме
Прошел вступительный барьер.
Обильно сыпал афоризмы —
Где шпоры вынуть не сумел —
И генерировал софизмы.
Не буду мучить описаньем
Студенческих блаженных лет.
Уже дал критику поэт
Его научным изысканьям.

Мы все учились понемногу,
Зовя удачу на подмогу,
Чему-нибудь и как-нибудь.
Студенты – ветреные люди.
Умели выпить и гульнуть.
Любви желали без прелюдий.
Наук не познавали суть.
И наш герой, учебе в пику,
В делах любовных преуспел.
Охотник до красивых тел.
Оксана, Катя, Вероника…

Любил без лени и без меры.
Имел прекрасные манеры.
Стихи красоткам посвящал.
Причем гекзаметром Гомера
Свои потуги оформлял,
Не зная лучшего размера.
Любви искусство изучал:
Читал Назона, сериал
Смотреть при этом не гнушался…
Уж где старался – там старался
И ночи напролет не спал.

Сакральные дары Киприде
Исправно, в обнаженном виде
Провинциальный донжуан
Нес с упоеньем, к алтарю —
На старый жертвенный диван,
Встречая новую зарю
И свой очередной роман
В объятиях, сердечной неге,
В дурмане откровенных фраз,
Не обжигаясь много раз,
Как в буйной юности Онегин.

Умел ухаживать красиво.
Знакомился легко, игриво,
С широким жестом, юморком.
На первый день у них свиданье
И поцелуи под окном.
В подъезде долгое прощанье.
Затем кафе, ну а потом…
Потом все тайны камасутры
Под итальянское вино,
Под голливудское кино,
Под круассаны ранним утром.

Он постоянства не любил,
Уйти причины находил.
Ни с кем подолгу не встречался
И скоро бабником прослыл.
В своих избранниц не влюблялся.
Чуть что – его и след простыл.
Вот так проказник забавлялся.
Себя же высоко ценил.
В любви почти не зная равных,
Смирял красавиц своенравных
И, побеждая, уходил.

Менял подружек, как перчатки:
Одну на утро, для зарядки.
Другую приглашал на ночь.
И чтоб не нарушать порядка,
Днем с третьей тоже был не прочь.
Потом все заносил в тетрадку
И там описывал точь-в-точь
Свои шальные похожденья.
Тетрадь пикантностей полна,
Как летопись ему нужна
И как геройства подтвержденье.