Алексей Болотников - Чудесно жить

Молитва

Господи, благоволи писать

Чистые, изящные глаголы,

Благоволи посмешищем не стать,

Чтоб не распяли:

– А поэт-то голый.

Чувства не обнажены в стихах! –

…Я пишу запальчиво, не мысля…

Но мыслить в стаде, вторя пастухам,

Не богом, извини, поэт немыслим.

Благоволи подняться до тебя!

Я понимаю: зависть, дьявол, эго…

Но дай мне слово… Пастыря любя,

Благоволи записывать… от Бога?

***

Чем мы знамениты?

Отсутствием святости.

Пивнушки у нас алтари.

Дай нам улыбаться

До придурковатости,

Ведь мы же придурки твои.

…О, Господи боже!

Безбожникам, бабникам

Открой же альковы свои

И дай нам, заблудшим,

Блуждающим, банщика.

И бани дотла натопи.

Отпарим, отмоем

До алебастра

Тела и улыбки свои.

Дай нам улыбаться

До придурковатости.

Ведь мы же придурки твои.

***

Учил меня студент филфака

Стихи писать. И даже – жить

Пифагорейски. Жить без флага,

Без родины, в себе изжив

«…всю муть соцреализма,

Идейный бред и гон снобизма…»

Он так учил меня искусно,

Как женщину – отдаться чувству.

Мы спорили до геморроя

О том, что – первое:

нет жизни в обществе; второе –

О том, что есть искусство лжи…

И в том сходились на ножах.

И он, вы знаете, он – плакал,

Когда над пропастью во ржи

Я торжествующе «а-а-а…» кал!..

…И вот я вышел в тиражи

Амбициозности. По-щучьи

Кружило жизнь мою во лжи.

А он… Он гений был. По сути.

***

Чего ты ждёшь?

Ты напряжённо замер.

Звенит оса… иль зуммер… целый мир…

Мир – примитив,

Средоточье камер

Из микропор, из сот или квартир…

Брат августейший!

Этот мир – пред нами!

Бей примитив архитектурных дыр

Трезубцем яда, остроты и брани!..

Ты медлишь, брат?

Чего ты ждёшь, сатир?..

***

«Быть знаменитым некрасиво»

Б. Пастернак

Быть бездомным неприятно.

Глупо. Не харизматично.

На правах собаки птичьих

Обживать кривые хаты…

Стыдно… трезвым, как скотина,

В парк, под аглицкую крону,

Аки лошадь из гранита,

Притуляться к Аполлону.

«Хорошо сидеть в трактире!»

Хорошо лежать в канаве.

Хорошо бы жить в квартире

Или где-нибудь в Канаде.

***

Меня не печатают в местной газете:

То слог мой не сочен, то тема узка.

Меня не печатают те, или эти…

Те уж далече, а эти – пока

Не охватили в районном масштабе,

На радиостудии и телеэкране.

У них, как и раньше, пегасы при штабе,

А мой «горбунок» не формален заранее.

Не искушаю судьбу краевую.

Да что за комиссия –

Выбиться в крайность?

Мне б бросить писать,

Но пишу я покамест,

А в веке грядущем –

Опубликую.

***

Не водиться рожь, а стихи не читают.

Пейзаж прозаичен и крики «ату».

Вороны грядущих погромов летают

(Вы уж извините за прямоту).

Слова-то… в стихи выбираем в запале.

Сообщать бы им свойство взрываться:

На ложь,

На равнодушие,

Злобу и зависть…

Поэтов читали б.

Водилась бы рожь.

***

Все пишешь, пишешь…

Станешь вдруг – поэт…

И славой завладеешь в одночасье.

И тут задушит выбор: –

«да» иль «нет» –

О счастье сладко петь?

Иметь ли… счастье?

Крылатость

Пытали граждане орла:

Откуда в родове крылатость?..

И были пытки их чреваты

Расчётом лётного крыла.

Себе подобных жгли, пытая,

Откуда крылья естества?

А был один, который тайно

Вкусил орлиного родства.

Он всё решил. На всё решился.

Дитяти посмотрел в глаза,

Как будто в этом отрешился

Земли. «Лететь!» – его стезя!

Он в полутьме затеплил свечи

(оплыло из-под острия).

Эффект свечи ума не лечит.

Он болен жаром бытия.

Парить на крыльях!

Дымном шаре!

На парусиновой суме!..

Лететь! – на зло попу и сваре.

Ах, как легко летать во сне…

И из-под солнца, опалённый,

Залитый воском со спины,

Летит бескрылый, окрылённый

Икар, Аэрохерувим!..

Летят столетия – крылаты! –

Режимы плети и креста.

То слепо верим в постулаты,

То вновь не веруем в Христа,

Разуверяемся уж в пришлом

И – новый век на рубеже.

Мы снова в небе и уже

Владеем пламенем,

Как дышлом…

Уже – прекрасен и уродлив –

Постигнут термодинамизм,

Но, как китайский иероглиф,

Крылатость – что за механизм?

***

«Нет, я не Байрон…»

М. Лермонтов

Нет, я не Пушкин…

И никто иной

С такою же

Невероятной силой.

И мой Дантес, увы, не роковой.

И светский наш закон

Не угрожает милой.

Не изведен интригами страны.

Не злой пророк и не объект охоты.

И до смерти не чувствую вины

За все дворцовые перевороты.

А хлеб мой горек, радиоактивен.

Дом ссохся по системе координат.

Мой облик стёрт.

Дух слаб и не активен.

Я есть пока.

И в этом виноват.

На даче

За августом жила-была легенда:

«Август – месяц благородных дел».

Я на даче, в бочке Диогена,

Разделяю кесарев удел.

Как собаки, пчёлы роют маки,

Искушая девственный нектар.

Роясь в грядках, в образе собаки,

Искушаю перегнойный пар.

Как лимит союзного стандарта,

(Нормы отпускает нам ГОСПЛАН).

На трёх сотках, словно иномарка,

Средь ботвы не вписываюсь в план.

Среди мака, астр и георгина,

И душой, и телом здоровяк,

Лью, не плача, как зелёный Гена,

Крокодильи слезы в коровяк.

За августом открылась мне легенда:

«Август – летний, дачный беспредел».

Понимаю мысленно и генно:

Я – потомок огородных дел.

***

Принимаю с утра атмосферную магию:

Солнце из-за бугра

Разливается песнею…

Я росою с куста, сокровенною влагою

Окропляю крыла…

Восемнадцать по Цельсию!

От рождения столько же… Впереди

Ещё тысяча неизведанных лет.

Я парю… я таков…

Поэтичен я…

То-то же!..

Предвкушаю… откушать свой дерзкий язык.

***

Искал себя.

А не было меня.

Кого любили страстно бабы с воза?

…Песком сквозь пальцы не былое «я»

Расходовали вьючники обоза –

Котомки лет, дневных-ночных и прочих,

А более всего костры любви, –

Которых жаль, но лишь как падежи

В обозе животин (или живОтин?).

…Конь пал любимый, с именем Чечня…

Друзья большого брата распылились…

И ничего в итоге не чиня,

Друзья друзей (враги врагов) явились

На проводы почившего меня,

Хмельные, не распятые бесстыдством

Во всей их наготе, с дежурным тостом

«Да будет пухом путнику земля».

…В гробу нельзя… Я не перевернулся

Лишь потому, что не было меня,