Наталья Тимофеева - Когда цари служили пастухами. Стихи и немного грустного юмора

Идеальный отброс, порождение красной системы,
Испражнение времени, чучело с мозгом змеи
Смотрит важно и зло на рабов, что послушны и немы,
И готовы на всё, пусть придётся лишиться земли.

В их фантазиях рабских они велики и прекрасны,
И живут лучше всех, и в пещере не гаснет огонь…
Не бывает величия впрок, все соседи опасны,
А особенно те, кто не любит сермяжную вонь.

Кто принюхался к падали, всё в их сознанье отлично,
Чистый воздух прохладен, а кости привычны к теплу…
И восторженно гимны поют, и блажат истерично,
И возносят злодею хвалы за свою кабалу.

Крысиный век стабилен в воровстве,
От говорильни далеко до счастья.
Вершки народу, корешки – братве,
Знай, аплодируй, смерд, и улыбайся.

Остался господам один рывок:
Всё доскрести лопатой по сусекам
И улететь с семьёй на островок,
Оставив горы мусора калекам.

И пусть они тут копошатся всласть,
Ведь им привычно жить по пояс в тине…
Да жили ль те, кто не умел украсть
На Среднерусской, мать её, равнине?

Здесь гопота ходила с топором
Ещё когда! Топор же сёк по шеям.
Царизм давным-давно пошёл на слом,
Но по-другому жить мы не умеем.

Пропьём ли честь с сермяжной простотой,
Кому какое дело до убогих!
Мы всей своей бездонной глубиной
Духовнее и терпеливей многих!

Пусть правит нами наш Левиафан,
Ведь путь к блаженству – он довольно узкий.
Вождю – хвалы до неба, чистоган,
А нам самим – тоска по-древнерусски.

И, наконец, упрёмся в добрый час
Мы снова в своды дедовой пещеры,
Держа в запасе ядерный фугас
И триколорной гордости – без меры.

Кто-то выжил, а кто-то нет,
Кто-то просто сошёл с ума.
В моде – кожанка, пистолет,
Коммуналка, донос, тюрьма.

Кто-то сам сиганул с моста,
А кому-то – металл в висок…
Так молись и считай до ста,
И покой найдёшь, голубок.

Оросишь траву или снег,
Кровь твоя, как у всех, черна.
Это тоже, считай, побег,
Только смертная пелена

Сбережёт тебя от судьбы
Выть от гнева, от боли выть…
Не положены здесь гробы,
В ямах модно здесь хоронить.

Подоплёка не так важна,
Ел сухарь или белый хлеб.
Только время не съела ржа,
Хоть душою народ ослеп.

Поля сияют бликами латуни
Под сетью надоевшего дождя.
Земля намокла в давешнем тайфуне,
Плывёт долины утлая ладья
Среди холмов и каменных отрогов, —
Не вывернуть из кряжистых цепей.
И водопады рушатся порогов
Реки, что изогнулась, будто змей.
Она несёт с вершин потоки мути,
Топя в водоворотах буруны,
И прибивает валуны к запруде,
Неся стволы на острие волны
Дерев, что пали ночью грозовою,
Поколебавшей дрогнувшую твердь,
Их вовлекая в русло роковое,
Чтоб им не страшно было умереть.

Зачем вам деньги, если есть величие,
Вождь племени с плешивой головой,
Который врёт и врёт до неприличия,
Известный в мире, как киногерой.

Пластинка так заезжена с речугами,
Что знает каждый школьник наизусть,
Какими этот вождь богат заслугами,
За скрепышей испытывая грусть.

В бронежилете, в бункере, неистово
Мечтая сладко есть и сладко пить,
Он смотрит с золотого трона сфинксово
И всех врагов мечтает отравить.

Гордись, скрепыш, своим барановирусом
И приблатнённым дедушкой гордись,
Из преисподней главным чёртом присланным,
И к чёрту сам, безудальный, катись!

Какую смерть мне уготовил рок
В забытом Богом, вымокшем Макондо?
Всю жизнь твержу я карму, как урок,
Но знаю всё равно её нетвёрдо.

То так меня течение швырнёт,
Что ломит шею и сжимает плечи,
То вдруг о скалы разобьётся плот,
А мне на берегу укрыться нечем.

И кажется, смешались явь и сон,
Уже неясно, где граница света…
Из жизни очень просто выйти вон,
Для смерти нет ни дня, ни этикета.

Она сама узнает к сердцу лаз,
Подкравшись, словно вор, без политесов,
И чёрный свой, пустой нацелит глаз,
И завершит мою земную пьесу.

Я без суфлёров отыграла роль,
Которой наделили от рожденья.
Перенеся предательство и боль,
Покину этот мир без сожаленья!

Мы уже заплатили тиранам своим генофондом,
Вся Россия пред вечностью будет в незримом долгу.
Если не распростится немедля с бандитским бомондом,
И его не повесит, как погань, на первом суку.

Гибли мальчики в войнах от пуль, а в застенках – от пыток,
И рожали невинные девушки от палачей…
А теперь мы имеем в стране недоумков избыток,
Равнодушных и трусов, а больше всего – сволочей.

Растащили страну по кусочку, по спичке, по слёзке,
Утопили в крови и грязи, ободрав догола,
И осталось всего-то пожечь её ширь, да берёзки,
Чтоб её окончательно скрыла слепящая мгла.

Не кричите в лицо мне, мол, ты же лишилась восторга,
Торжества возрожденья под сенью зубчатой стены!
Я отвечу вам, – эта стена лишь преддверие морга,
Лишь преддверие ада, как будущей страшной войны!

***
Заполнены памяти закрома,
Грусть тихо плещется через край…
Кто знал меня лучше, чем я сама,
Давно переехали в светлый рай.

Оттуда ни весточки, ни кивка,
Ни ноты счастья, ни капли слёз…
Лишь ветер, летящий издалека,
Доносит, как будто бы, шум берёз,

Густой аромат неизвестных трав,
Манящий, словно святой елей…
Мятущийся разум в ночи сковав,
Касается память души моей.

И светят глаза удалённых звёзд
Огнём неведомого пути,
И прочная лествица – Млечный мост
Зовёт навеки покой обрести.

Но утро приходит под гомон птиц,
Сдувая с век наважденье сна,
Даря мне одну из своих страниц
От первого лучика – дотемна.

Живу в стихе, стихом живу
Им философствую и грежу
Я им во сне и наяву,
И людям доверяю реже,
Чем строчкам. Рифмы мне сродни
Своею простотой и ладом,
Мы с ними и в толпе одни,
И в отдаленье – с Богом рядом.
С утра молитву пропою —
Христовой рифмы откровенье,
Что смыслом полнит жизнь мою
И в золотом своём сеченье
Имеет лишь любовь и свет,
Что мне даны, как дар бесценный,
Чему сравнений в мире нет,
И Духом, что вовек нетленный,
Наполнит сердце мне она,
И день зачнёт в округе ясный,
Глаза наполнив после сна
Любовью вечной и прекрасной!