Сергей Виноградов - Наследие. Том третий (2017—2018)

К последнему пристанищу бредут…

Вся жизнь моя похожа на пустыню,

А, может, там по ней другой бредёт?

Взойдёт луна и жар смертельный схлынет,

Вернув надежду. А караван идёт…

Самое святое, что есть в жизни,

Самая большая из наград —

Наша память. Значит, быть Отчизне!

День Победы будет и парад!

Будет всё, как было! И по площади

Полк бессмертный вновь маршировать

Будет! И парад на белой лошади

Маршал Жуков будет принимать!

Наша память не подвластна тлению.

Она будет вечно повторять

Той Победы вечные мгновения —

Пока будет здесь Москва стоять!

Вот и пришла

Нашей Победы ночь,

Такая желанная,

Ночь долгожданная

И горе умчалось прочь…

А в наших глазах

Слёзы блестят опять,

Слёзы о павших,

Победу так ждавших,

Войну повернувших вспять…

Ликует народ,

Ликует всю ночь страна —

Сквозь смерть и сквозь беды

Пришла ночь Победы —

Она нам была суждена!

Холодное солнце укрылось за тучу

И снова в погоде полнейший разлад:

То северный ветер и злой и колючий,

То дождь моросящий, то вновь снегопад.

Вновь серая мгла затянула полнеба

От майского дня не осталось следа.

Как будто весны у нас как бы и не было

И больше не будет уже никогда…

Сегодня в цирке клоуны не те,

Ну а других нам клоунов не надо —

Вся наша жизнь в столичной суете

Одна на всех сплошная клоунада…

Мы тоже клоуны – смешные и печальные.

Вся наша жизнь – арена. Зритель – Бог.

И цирк весь этот Богом изначально

Был создан, чтобы каждый из нас смог

Явить пред ним себя в своём обличии,

В своих репризах суть свою открыть…

Но прячем мы под масками приличия,

Всё то, что от него хотели б скрыть.

А ведь когда-то клоуны смешили

Нас для того, чтоб правду донести

До нас. И с ней, как с тяжкой ношей, жили…

Теперь их нет. А мы не те, прости…

Все мы были пионеры,

А теперь пенсионеры.

Комсомольцами все были —

Юность быстро позабыли.

А у нынешних мальчишек

Лишь девайсы вместо книжек.

А у взрослых на уме

Только деньги, что в суме.

Ну, а в сумме – пустота…

Жизнь давно уже не та!

Не нужно им ни Бога и ни Ленина,

Ни стариков не нужно, ни детей

Потерянному веком поколению

Потерянных, растерянных людей —

Людей без прошлого и будущего тоже…

Они – никто. Балласт для страны

И им никто сегодня не поможет

И не признает собственной вины

За то, что они выросли такие…

За то, что отвернулась мать-страна

От сыновей в девяностые лихие.

Выходит, что во всём её вина?

…Страну винить легко, а где мы были,

Когда толпой нас не туда вели?

Не мы ли про Россию позабыли,

Продавшись за зелёные «рубли»?

Кого теперь винить? Они – изгои,

Такими и останутся навек…

Родится поколение другое,

Но примет ли их новых новый век?

То в горку, то под горку – вверх и вниз

С десяток километров и пройти.

Я б Бога попросил, но атеист,

Чтоб ангелы мне помогли в пути.

То вверх карабкаюсь, то кубарем качусь —

Такие в Туапсе, друг мой, дороги…

Ходить, как все, я скоро разучусь,

Если, конечно, мои смогут ноги

Всё это выдержать. А пыль на сапогах —

Привет от гор кавказских, но при этом,

Не любят здесь таких, как я, века

И убивают. Но притом – поэтов…

Вся наша жизнь есть равновесие,

А у него две стороны —

Одни из нас для Бога крестники,

Другие – слуги сатаны.

Так и живём меж тьмой и светом,

Грешим и молимся потом,

От Бога ждём всю жизнь ответов

Кто без креста, а кто с крестом.

Но Бог опять не отвечает,

А сатана он тут как тут

Нас грешных тут же привечает…

А вдруг и чарку поднесут?

Так и живу. Для равновесия

Опять грешу, потом молюсь,

Потом опять совсем не весело

И от того опять напьюсь.

Был человеком – стал скотиной

И пил и пил почти три дня

За золотую середину,

Которая не для меня…

Куда же мне податься пьяному?

И только трезвая душа

Для равновесия в бурьян меня

Вновь отправляет не спеша

Проспаться. И начать всё снова —

Или в трактир или в тюрьму…

А Бог мне с неба молвит слово:

Я и таким тебя приму.

Ночь. Старики уходят на покой

И наступает время молодёжи

Я из окна смотрю на них с тоской,

Жаль, возвратиться молодость не может…

Пошли бы погулять под фонарём

И поболтать о чём-то между прочим,

Нам, вроде, целоваться белым днём

И не пристало как-то, зато ночью…

…Всё это было. И такая ночь

У нас с тобой была уже когда-то.

Хотя поцеловаться я не прочь,

Но ты сказала: вроде староваты…

Я вернусь к тебе наверняка,

С телом, обновлённым и с душою

Той же самой, вечной как века,

И с любовью прежней и большою.

И тебя я снова поведу

Под венец. И будет всё как было.

Только верь. И я к тебе приду,

Чтобы ты меня опять любила…

Птенчик – очень маленькая птаха

Из гнезда в тени больших берёз

Вдруг упал. И плакал он от страха

В первый раз по-взрослому всерьёз.

Но никто беднягу не услышал

И никто помочь ему не смог.

Ведь летать не мог он, так уж вышло,

И упал среди чужих дорог.

А над головой чужие ноги,

А вдали вальяжные коты.

В этом мире выжили б не многие,

Каждую минуту жди беды.

И увидев это безобразие,

Так спасти его я захотел,

Но пока я сам с берёзы слазил,

Птенчик к своей маме улетел.

Так и мы, хотя и не летаем,

Всё стремимся в небо улететь,

Потому что, кто там есть, не знаем,

А хотелось б очень поглядеть…

У каждого из нас быть должен дом,

Где он родился, жил и пригодился,

Кому-то и доску на доме том,

Потом откроют, ели он не спился…

Но сколько их, бездомных, боже мой,

Небритых, неухоженных повсюду,

И не спешащих никогда домой,

Хоть мне представить это очень трудно.

Я после дел своих спешу в уют,

В тепло своей квартирки в двадцать метров,

Где нищие ко мне не пристают,

Вдали от всех старею незаметно…

И тихо так проходят мои дни

Без поисков, борьбы за выживание

И вспомню, вряд ли я когда о них,

О тех, кто за пределами желаний…

Желаний, чтобы день пожить, как я,

Чтоб превратиться просто лишь в прохожих,

Спешащих в дом свой, где живут друзья,

Но только дом тот не для них, похоже…

Чёрные платья, фартуки белые —

Время, как – будто, пошло снова вспять,