Аскольд Де Герсо - Поэтические зарисовки

© Аскольд Алексеевич Де Герсо, 2021

ISBN 978-5-0055-2998-5

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Память устала жалить,

Мысли летят невпопад.

Жизнь стремилась ударить,

Как всегда, наугад.

Только вышла промашка,

Я предвидел удар.

И отметить спешу я,

Есть всегда «Солнцедар».

Есть «родопи» в кармане,

Проблемы выпустить в дым.

У тихой речки поляна

Шумом встретит родным.

Песня льётся знакомая,

Тост звучит под гармонь.

Тут же шутка нескромная…

Да только нынче всё сон.

* * * * *

Мне бы вновь вернуться в моё детство,

Где зеркальная поверхность серебристых вод.

Где ещё неведомо мне чувство —

Огорчений от взвалившихся невзгод.

Где восходы солнца дарят радость,

Озаряя синеву небес без края.

Где ещё неведома усталость,

И где мечтаешь, время обгоняя.

Где бы отыскать мне ту лазейку

В детство окунуться хоть на миг.

Но нельзя; и как бы мне в отместку —

Лишь напомнит журавлиный крик.

Журавлиный клин в осеннем небе,

Пролетит курлыча в дальние края.

Я ж лелеять буду мысли о побеге,

В детство, где нет ада и ни рая.

* * * * *

Стоял задумчиво художник у мольберта

И серый день заглядывал в окно.

По полу комнаты разбросаны портреты,

Эскизы, зарисовки, натюрморты и панно.

Холст загрунтован, краски под рукой,

И очертанья, в дымке перед ним.

Вот уголёк холста коснулся тонкой

Чертою. Лицо Христа, над головою нимб.

Лицо он это видел не однажды

И эти карие бездонные глаза.

Что два тысячелетия таят надежду,

Но люди, как и прежде прутся в ад.

* * * * *

И снова в городе весна,

Сквозь запах дыма аромат

Черёмухи, цветущей у окна,

Что смогла пробиться сквозь асфальт.

Бетонные кирпичные коробки,

Что высятся на девять этажей.

И бесконечные автомобилей пробки,

Лишившихся спокойствия людей.

А где-то за чертою городскою,

Зелёный бор, размеренная жизнь.

Деревня, озеро и дышит всё покоем,

И птичий гомон, как весны сюрприз.

* * * * *

Был вечер. Девушка стояла на перроне,

Шаловливый ветер всю причёску растрепал.

Музыка звучала где-то, помню, Мариконе

Когда несмело к ней я зашагал.

Змейкою блестят стальные рельсы,

Приглашая заглянуть за горизонт.

По стране проехать через версты,

Десятки часовых пересекая зон.

Но никуда не еду, всё без смысла,

Куда бы ни поехал – чернота.

Приплыли господа! Сушите весла!

О, как же прав был Бендер, ты, Остап!

* * * * *

Деревья расступились и предстала взору,

Деревня, позабытая людьми.

И на мир глядят немым укором

Глазницы окон, почерневшие с тоски.

Посредь села покинутая церковь,

Крестами устремилась в небеса.

А ведь когда-то здесь крестились и венчались,

Тому свидетельница неба синева.

На шумных улицах гуляли свадьбы,

Играла детвора, не заглушая смех.

Вершили жизнь здесь мужики и бабы,

И радости, и горя поровну на всех.

В субботний день топились бани,

Стлался по деревне ароматный дым.

А вечером бутылочку да под гармони

С огурчиком, хрустящим и родным.

Но после люди стали разъезжаться,

Бурьяном стали зарастать дворы.

И стало тихо в шумной некогда деревне,

А сколько их – покинутых в стране.

* * * * *

Едва заметен посреди крапивы

Почерневший деревенский дом.

Хозяев нет, а может быть не живы,

И вот он коротает день за днём.

Дверь покосилась, окна перебиты,

А ведь когда-то жили здесь.

Дым над трубою вился спозаранку

Семья с утра готовилась поесть.

Но годы шли и жизнь ушла из дома

Признали нерентабельными их.

И сад, как будто после бурелома

И никому не нужно яблок наливных.

А сколько их разбросано в России

Не малых сёл, а целых городов.

Не потому ль духовно нынче нищие,

Что позабыли родину дедов.

Выходят на Бессмертный полк с плакатом,

А дед в слезах от виденного вкруг.

Едва ль мечтал искореняя он фашистов,

Что поросли подымутся не там, не вдруг.

Не думал он увидеть ту разруху

В стране, что уничтожила фашизм.

Он проклял бы и внука, и старуху,

Что вновь у нас царит капитализм.

* * * * *

Ты, где бы ни прошёл, повсюду за собой,

Ты оставляешь трупы, исковерканные судьбы.

Лишь горстка тех, что движимы тобой

Пока изображают некое подобье дружбы.

И всё же веришь в избранность свою,

Наивно полагая, что сие извечно.

Но только вечна – синева над головой,

А остальное, остальное – быстротечно.

Ведь даже горы, что веками возвышались

Однажды рушатся – уж такова природа.

И годы, годы, не смотря на всё умчались,

Всё ближе к смерти: у Вечности, у входа.

И как ты объяснишь Властителю всего?

Как оправдаешь властолюбие своё?

Что миру ты принёс? Совсем уж ничего?

И нынче райское ты пожелал житьё?

А знаешь ты, в раю таким нет места,

Да и в аду едва ли уголок найдёшь.

Ведь можно замесить повторно тесто,

А жизнь повторно, жизнь не проживёшь.

Что сделал и не сделал – записалось,

Да что мне пост твой и твои молитвы?

Ты мне скажи: что за тобой осталось?

Несчастные и нищие? Так извини: Увы….

Нет места изуверам на святейших небесах,

Земля, коль соблаговолит принять.

Был взвешен ты на жизненных весах,

Зло перевесило, я вынужден признать.

* * * * *

И снова погружаюсь в глубь веков

В мир замков и дворцов средневековья.

Но вижу я, как спины бедняков

Прогнулись гнётом дворянского сословья.

Монарх и свита, щедрый стол в Версале,

Зимний ли дворец в Санкт-Петербурге.

Мужчины в масках, дамы под вуалью

И редкий господин средь них безрогий.

Но сколько спеси, громких слов о чести

Да слишком ей ничтожная цена.

И здесь готовы погубить лишь ради мести,

Такие нравы и такие времена.

* * * * *

Мне как-то странное привиделось виденье:

То явь была или игра воображенья?

Всё вокруг лишь проявление сознанья,

Что ежечасно подвергаемо сомненью.

В виденье том был седовласый старец,

Глубокая река и горные хребты.

И виделось далёкое мне море,

Где дикий пляж, где берега пусты.

Но что-то в старце привлекло вниманье,

В словах не передашь эмоции прилив.

Он говорил о чём-то давнем, но сознаньем

Я понял малое из его речи уловив.

Или, возможно, он вещал о предстоящем,

О том, что ожидает род людской?