Геннадий Киселёв - Избранное. Поэзия

Ты подожди, и я вернусь!
По снежной целине промчусь.
Увижу льдов весенний ход!
Зари встречать буду восход!

У тихой заводи пруда.
из пелены тумана.
Ты снова выйдешь, как тогда,
маня изящным станом.

А первый луч едва порвал
тумана пелену,
во влажных волосах играл,
Я был в твоём плену.

В твоем плену, моя береза,
кудрявая и стройная!
Багдада пальма, или розы.
не заслонят родную. белоствольную.

У нас, моя дорогая, тепло.
У Вас зима, морозы трескучи.
От белых снегов светлым-светло.
В Багдаде дождливое небо в тучах.
На окнах у Вас морозным узором
Мороз начертал ветви ракит.
А перед моим тоскующим взором
Могучая стройная пальма стоит.
В тепле, под шелест её ветвей
Мне снится белое, снежное поле.
А я наяву ловлю снегирей,
Погрев их в руках, отпускаю на волю.
Ах, милая дочка, во сне я вижу,
По старой просеке, вниз, к реке,
Несут тебя мной смоленные лыжи,
И красный твой шарф трепещет в руке.
Кричишь, «я такой трамплин нашла, папа,
Что метров десять можно лететь.»
Сквозь сон, раздвигая елей лапы,
Хочу поближе тебя разглядеть.
Но тысячи верст, глухие леса,
Мне мешают к тебе долететь.

Мама, те две сосны,
Которые я сажал.
Мне часто приходят в сны.
Беречь Вам их завещал.
Прошло уже тридцать лет.
Их рост наш с тобой успех.
Живы они, или нет?
Слышат ли Ваш они смех?
Мама, те две сосны,
Помнишь их я принес?
Из леса, где эхо войны
Спалило стволы берез.
Помнишь, такой момент,
Как в засуху их поливали?
Теперь они монумент.
А мы с тобой старыми стали.
Чаще на них смотри.
И душой не старей.
Слезы платком утри.
Сосны напомнят детей.
Жизнь коротка, нет места сомненьям.
Зимой и с приходом весны.
Пусть радуют глаз другим поколеньям.
Наши с тобой две сосны.

Семнадцать лет тому назад
Я шёл по утренней Москве.

В ту ночь из всех мирских наград.
Одна досталась мне.

Был счастлив Я, и был бойцом.
Шагая по Москве всю ночь,
Я старше стал, я стал отцом.

И получил в награду дочь.

Пустынны улицы – во сне.

От Велозаводской до Битцы.
Я по Варшавскому шоссе
Пустился в путь как птица.

Рассвет едва лишь заалел,
Вот фонари погасли сами,

А я на город свой смотрел.
Смотрел счастливыми глазами.

Дома, заводов корпуса.
Затихшие как перед боем.
Травы прохладная роса.
Ряды трамваев четким строем.

Москва рабочая спала.
Под утро, на исходе ночи
Людей к станкам она ждала.
И родился ещё рабочий.

Шел третий год Нового Века
Апрель, солнце уже в зените.
Земля вздохнула от быстрого бега
И получила Нового человека.

Он крошечный был
Сильно сопел.
Соску любил.
Ничего не умел.

А солнце рыжее палило,
Ребенок продолжал сопеть.
Оно светило и светило
Успел ребенок загореть.

И граммы набирал он быстро,
Был шустр и очень мил.
С прической рыжей, золотистой
А каши не переносил.

Ну что сказать о человеке,
Когда ему 16 лет?
Айфон, учебник, школа – вехи!
И папы строгого завет.

Успехи в школе, жизнь в машине,
Водитель – мама за рулем.
Любовь к английской чертовщине,
А не погоня за рублем.

Высокий лоб, открытый взгляд.
Нос ровный без горбинки,
А на щеках веснушки в ряд,
Жемчужны зубы без щербинки.

Ах Володя, Володя!
Боль народа России!
Был ты честен и молод
Но отдал рано силы.
Еще юным был взрослым,
Велик и красив.
Гребли твои весла
На пределе сил.
Хриплый твой голос
Звучал как набад.
Ты держался как колосс
Прошедший сквозь град.
Дай пожать твою руку
Майор Жеглов.
Боль утраты, разлуки
Недосказанных слов.
Взял бы гитару
Сыграл на басах!
Сегодня, Володя,
Обвалы в горах!
Ты бы помог до хребта
Дотянуть!
Руку друзьям в беде
Протянуть.
Знали, Володя, дорога твоя
Там, где нехоженая колея.
Жаль так рано с неё сошел
Путь себе более легкий нашёл.

Опять мы с Вами одни.
За окном сиреневый вечер.
Тихо проходят дни.
Никто из нас не ждет встречи.

Все в прошлом, ушло как дым.
Жизнь, как в тумане огни.
Были друзья, остался один
И кто озарит последние дни?

Случайные люди, последние встречи?
К чему и зачем они?
В этот тихий, сиреневый вечер.
Тихо, тихо проходят дни.

К чему и зачем печаль?
Ушло, что было так просто.
А рядом – весенняя даль.
Рядом – вершины для роста.

Лишь годы ушли, всё просто,
Рядом – весенняя даль.
Нет больше сил для роста
Тишь и моя печаль.

Осенний, желтый лист осины
Курлычат стаи журавлей.
Бездонной выси небо сине
Над нивой скошенных полей.

Вожак, высоко в небе строит
Заблудшей стаи хоровод,
Он знает, кто и сколько стоит.
И видит свой пернатый род.

Всё это видел недоносок,
Могучей стаи, взмахи крыл.
Взлетала стая, он с откоса
Хотел лететь. Но где взять сил?

Летела стая, он с откоса
Махал им немощным крылом.
Но миг настал и вдруг с утеса,
Взлетел журавль, простясь с пером.

Летел один, высоко в небе
На дальний журавлиный крик.
Крестьяне с думами о хлебе
Глядели в след. ломая лик.

А он летел! Не видя стаи,
Едва угадывая зов!
Но звуки стаи нарастали,
Он слышал их среди миров.

Сломался клин, сломалась стая
И нет пути среди дорог.
Один он, к стае подлетая
Увидел, кто и сколько мог.

Он видел братьев, что сломались,
Увидел слабость мышц и крыл
И понял что ему досталось
Ломать и строить новый клин.