Николай Колос - Акварели весны

«Вы простите, Дитя, может быть, подошёл я некстати,
И прервал Ваш мираж, и немного нарушил покой?!» —
«Я простила уже, но прошу Вас, пожалуйста… платье,
Не тревожьте своей, такой нервно-горячей рукой».

И в душе Он назвал эту гибкую Лань недотрогой.
Ожидал, что вот-вот в Ней взорвётся протестный аврал.
И пускай эта Юнь показалась ему очень строгой,
Всё же руку свою Он с плеча Её не убирал.

Много раз поступал Он настойчиво дерзко и смело,
Потому шёл вперёд без разбору – везде и подряд…
Вдруг почувствовал Он… встрепенулось в руке её тело!
И по взгляду скользнул обещающий искренний взгляд.

«Вы простите, мадам… Вы наверно устали в дороге —
Не мешало бы Вам хоть немного прилечь и вздремнуть.
Так, быть может, сойдем? – Вне реки отдохнёте немного,
Ну, а завтра… опять Вы продолжите избранный путь».

Уже Солнце зашло, на реке неуютно и зыбко,
Покатился туман, и грозил разродиться дождём.
И на юном лице засияла как Солнце улыбка,
Прозвучало как гимн: «Хорошо, я согласна… сойдём».

Только редкий благой, в таких случаях мыслит наивно! —
Ведь прошла эта ночь в придорожном отеле… без сна.
Но никто не назвал в той безумной игре свое имя —
И хватило для них только гордое Он и Она…

Потом он провожал… и… простились спокойно у трапа —
Видно внешний порыв был у них далеко не в чести.
Только вот, исподволь, кто-то сердце когтями царапал,
Только вот из Души прорывалось наружу: «Прости!».

Оборвался гудок, и отчалил корабль от причала.
Вроде всё, что хотел на сегодня, прекрасно сбылось.
Но откуда-то взрыв! … И нежданно Душа закричала!
И невесть почему… из груди его сердце рвалось…

Уменьшался корабль, на волнующей зыби качаясь.
А он был как чумной… и страдал как в огне, и в бреду.
И он Ей закричал: «Назовись!.. Я с Тобой не прощаюсь!
Назовись кто Ты есть! – Я Тебя непременно найду!».

Но куда там! – Винты заглушали негромкие звуки,
А она с корабля помахала небрежно рукой.
Он навек опоздал, и напрасно ломал свои руки,
Теперь весь его мир навсегда уносило рекой…

Почему-то беда к нам приходит в любую погоду. —
Ни душой, ни умом мы не можем постичь и понять.
И он… так как стоял… так в отчаянье бросился в воду,
Потом следом поплыл… чтобы Счастье своё догонять.

Созревал его ум… что нельзя коротать в одиночку,
Что не Ангел, не Бог, а водил его по миру бес!…
Теперь зря догонял, – превратился для зрителей в точку,
А потом… вообще, он с соседних радаров исчез.

И журчал ручеёк… и пьянел от дождливой погоды…
Начинал свою быль где-то там за горой… налегке.
Приносил ручеёк напоённые сказкою воды,
Чтоб поведать свой сказ… человеческой… бурной реке.

15. 01. 2015 г. г. Чернигов

Я построю Шалаш из Заката, Мечты и Рассвета —
Там, где в звонкую рань уронила росу лебеда.
Где Земля добротой и Любовью веками согрета,
И где вечно горит… Богом создана… в небе звезда.

Там, где Солнца рассвет, и где небо шатром над рекою,
Где форель и камыш, и где зеркало вод как слеза.
Там Шалаш из Любви, средь душистой полыни устрою,
А его будет кров… что растёт по-над речкой лоза.

Я украшу Шалаш ярко-красной гирляндою маков,
Напою его суть ароматом цветов полевых.
Я поставлю снопы золотых созревающих злаков,
Сторожить у дверей… очень преданных мне часовых.

Обозначу я вход и дорогу душистой геранью,
В изголовье… у ног… на постель… положу резеду,
Из тумана сотку, и завешу окно этой тканью,
Потом с неба сниму… и… повешу у входа Звезду.

Вот и всё… это всё! – В нём Закаты Цветы и Рассветы,
А ещё много в нём… неподдельной Любви и Добра.
Только вот, не дал Бог! – Здесь не водится твёрдой монеты,
И не видится блеск… и… не слышится звон серебра…

Если ты подойдёшь… и… не скажешь, что это берлога,
Я открою полог и в хоромы тебя провожу.
И дыханьем своим я согрею озябшие ноги,
На постель из цветов в своём тереме спать уложу…

Ну, а если… как знать… не увидишь шалашного Рая —
Я пойму… я прощу… но… тогда у других попрошу —
Просто так… хоть на миг… даже чувством своим не играя,
Подойти… постоять у дверей… к моему Шалашу…

20. 01. 2015 г. г. Чернигов

Осенний клён роняет тихо листья.
Над ним горит Полярная звезда.
Застыл камыш… поникли его кисти…
Сонатой тихой плещется вода.

Поник бурьян… увяли его соки —
С ним горизонт, сливается вдали.
Пустынный плёс! … И берег одинокий…
Лишь иногда курлычут журавли.

Осенний день в тумане догорает!
Над лугом тучи растянулись в цепь…
А ветер лист последний обрывают,
Чтоб унести навек в глухую степь.

Я в сапогах пройду через осоку,
Свяжу в букет ковыль и лебеду.
Там клён грустит пустынно одинокий,
К нему, как другу, вечером приду.

Мы будем вместе коротать печали,
Мы вспомним страсти буйной головы.
Как мы весной о будущем мечтали,
Среди цветов бушующей травы.

Земля листвой покрылась словно пледом…
И ждёт… когда воротится весна,
Я тоже жду – а вдруг за мною, следом,
Придёт сегодня вечером она.

Но клён ветвями голыми качает —
Твоя звезда уже не упадёт.
Никто тебя теперь не повстречает —
Она ушла… и… больше не придёт!

Клён мне поведал все её приметы…
И пожурил – во всём моя вина,
Она так часто приходила летом,
Только ушла, под осень… не одна.

Шуршит враждой засохшая осока,
Осенний день роняет капли слёз.
Клён, как и я, седой и одинокий —
Он ищет ласку в шорохе берёз…

20. 09. 2015 г. г. Шахты

Струна как шмель – дурели две гитары,
Басы зурны поддерживали дурь…
Борта, треща, выдерживали шквалы,
Когда корабль вводило в пасти бурь!

Корабль, как змей, скользил по водным кручам,
Срывался камнем в пенистый провал,
Потом дырявил мачтой своей тучи,
Взлетая пулей на грядущиий вал!

Сам капитан, с повадкой ягуара,
Только играл эмоциями скул.
Сверкала тень звериного оскала,
Если гарпун летел мимо акул.

В ту пору всем пресыщенным гурманам —
Чревоугодья, были не грехи!
И капитан из дальних океанов,
Им поставлял акульи, плавники.