Алексей Барбаш - Твори добро и славься добрыми делами, Россия!

Наш герб имеет все регалии царей:
Державу, скипетр, короны и кресты,
Из всех трёх дырок оправленья:
Из двух – рвота, понос – из третьей.

Нет для меня сомнений никаких,
Что мне твой мир подобен раю,
Но я боюсь мечты отбросить вмиг,
Ведь я путей сближения не знаю.

Оставить всё как было (и как есть) -
Мне всё равно что стать на край обвала,
Растерянно искать опоры твердь
И ощущать себя, которого так мало стало.

Не думаю, что в жизни для меня осталась месть,
И мне надеяться уж не осталось права.
По-моему, судьбе нас нужно свесть,
И нам нельзя пойти наперекор её же нрава.

Моя ты радость – женщина желанная,
Надуманная, недостижимая мечта,
Ты подскажи мне путь сближения,
И жизнь отдам я для тебя.

Я принесу тебе лишь радости
И славу автора символики страны,
А чтобы жизнь была без тягости,
Россию сделаю я царством доброты.

Мне хочется с тобой наговориться всласть
О том, что ты красива,
Что имя Инга будит воображенье,
Что яркие глаза твои взрывают душу,
Что хочется тебя ласкать,
Что ты судья, как всяка власть
С презрением к закону,
Что я тебя люблю – боюсь.

Бездонна бочка интереса меня к тебе.

Мне красота твоя как свет,
Балтийским холодом пронзает имя,
С восторгами тону в глазах твоих,
Могли бы нежиться в любви,
Да слишком сложности большие.

Две страсти у меня: ты, женщина, и новый герб России.

И здесь и там строга задача, не знаю, как и разрешить,
В обоих случаях подобная одна другой напасть:
Чтобы тебя завоевать – я должен увести тебя от мужа,
Чтоб новый герб – я должен свергнуть старый.

Нельзя вперёд предугадать,
Не зная, что победа может быть возможна.
Как юноша, восторжен я,
Пойти навстречу мне, Моим мечтам-делам ты очень осторожна.

Я не боюсь, что ты не выберешь меня,
России счастье мне куда дороже.
Но страшно мне, что ты, судья,
Своим решением (куда уж строже),
Позволив царствовать вранью, вражде, насилью,
Возложишь на меня судьбу отстирывать и мыть Россию.

А грязи много уж. И трудно продолжать с начала…
Не справиться мне одному. Хотя с гербом и прав я.

Люблю я власть насмешливо-весёлых глаз,
Готов им полностью себя отдать на растерзанье,
Читать в них будущих утех рассказ,
А в озорных лучах блаженное купанье.

Твой взгляд так смело встретил мой,
В нём дьяволят-пчелят счастливый рой,
Спешат вступить в веселье перепалки.
Не знаю, где ужалят, где казнят,
А где пообещают грешность связи.

Я безрассудно окунаюсь в свет-потоп
И чувствую себя всех богачей богаче,
Вступаю в поединок искорок поток:
Твои – ко мне, мои – к тебе,
А многие, сшибаясь, порождают чувство,
Что это мне для жизни нужно.

И, вдохновлённый, я вперёд иду
И не ищу путей судьбы запасных.
Я просто в юморе тону
Тех глаз насмешливо-прекрасных.

Попытки делаю я сблизиться с тобой,
Но в этом у меня возникла неумелость:
Судьба не представляет шанс такой,
Чтоб у меня с тобой всё дружно получилось.

Боюсь я что-то предпринять не в такт
И вызвать у тебя презрения усмешку,
Которая отправит меня в ад,
И никогда себе я не прощу свою промашку.

Хотел бы я не допустить ошибки ни одной
В случайностях, сомнениях и неуверенности давке,
Чтобы всегда в твоих глазах я был герой
И никогда «слоном в посудной лавке».

Ты позвони мне! Позвони!
И вихри радости меня закружат пьяно.
Мои сомненья разреши
И подари мне: «Это я – твоя родная!».

Силён же Шойгу-прохиндей,
Всех нас он обошёл, зараза,
Тем, что без хитростных затей
Принёс он сучку Путину в подарок.

В рождаемости сука превзошла народ -
И сразу восьмерых (жаль, что не зайцы)!
Не то что россиян в убыток род,
Того гляди заменят нас китайцы.

И все газеты разнесли, как мёд,
Что Путин, как и все, испытывает муки:
Вот как животных бережёт —
Ни одного щенка он не отдаст в плохие руки.

В газетной эйфории я совсем потух:
Сражён я ликованьем и прыжками.
И горько мне, что только мне пришли на ум
Великий Гоголь,
«Ревизор»
и взятки борзыми щенками.

Ты обещал одним простым замахом
Бандитов и террор загнать в сартир [1] Сартир – от известного в русском языке глагола с…ать, но никак не может быть от слова «сорт», означающего качество.
И замочить их всех там разом.
Что явно потрудней, чем лезть в кефир
Иль в целях беспредела правды
Считать железо посвятей просвир [2] Просвира – белый круглый хлебец, употребляемый в православном богослужении.
И целовать металл кувалды.

Уйти б в уют твоих мне рук
И тела пышного, прекрасного,
Смеющих глаз, и трепет губ,
И черт лица округлого, приятного.

Заворковать бы мне тебя
И убаюкать бы словами,
В любви б признаться тыщу миллионов раз,
И каждый раз правдивыми глазами.

Мне б затащить тебя в постель
И побарахтаться бы вволю,
Доступность наготы твоей
Воспринять бы как счастья долю.

Приди ко мне! Мы славно будем жить
И предаваться весело утехам,
Семейный быт удобно вить,
Дорогу в никуда указывать помехам.

Огнём глазищ девичьих ясных,
Могущих сделать молодца из пня,
Взнесён я до высот ужасных,
Где нет уюта для меня.

Быть может, я немного трушу
Перед загадкой, непонятной до конца,
Но глаза-прожектора мне слепят душу
И… незагоревший след кольца.

Я от соблазна не успел уйти,
Забыл, что мир исправить должен я суметь,
Готов я для тебя пойти
На юмор, на созидание, на подвиг и на смерть.

И вот ещё: нисколько не жалея мебель,
Любовью заниматься ночь и день.
Не посылай меня ты на погибель,
А приходи ко мне в постель.
Ну а пока:
Глаза-прожектора мне слепят душу
И незагоревший след кольца.