Наталья Заблодская - Наталья Заблодская. Поэт года – 2020. Первая литературная онлайн-премия по версии группы «Территория Творчества»

Тебе семнадцать, девчонка с короткой чёлкой,
Бежишь на танцы, смеёшься с друзьями звонко.
А дома мама ругает что снова поздно.
Рояль и гаммы заброшены, льются слёзы.

В запасе вечность и жизнь не играет в прятки,
В делах сердечных ещё не боишься стратить.

Тебе за тридцать и дочка сбегает с парнем.
Всю ночь не спится. Пожаловаться бы маме.
Но слёзы душат и мама давно на небе.
В осенних лужах резвится холодный ветер.

Сползает время и возраст уже не спорит,
А ты не с теми играешь чужие роли.

Седьмой десяток и внучка выходит замуж.
Проводишь взглядом и выпьешь сто грамм, пожалуй.
А время-деспот стучит костылём железным:
Запас исчерпан. Падение неизбежно.

Ты когда-то спросил: боюсь ли я смерти.
Что ответить? Есть вещи хуже, чем смерть:
Это страшные стоны в хосписах детских
И фантомные раны в душах калек.
Хуже смерти остаться брошенным всеми,
Невозможность спасти близких людей.
В унижении жить рабом на коленях,
Потерять всю семью в проклятой войне.
Умереть, не успев проститься с любимым,
Распадаясь на сотню маленьких звёзд.
Быть прикованным к мукам вместо могилы
И внезапно понять – любовь не всерьёз.

Только ты не поймёшь сейчас моих страхов
И поэтому, сын, отвечу тебе:
Будь счастливым, живи, бояться не надо —
Ожидание смерти хуже чем смерть.

В точке, где время распалось на два осколка,
Осень таращится в окна тоскливой бездной,
Небо плюётся дождями, стучит по стёклам.
Ныне тревожное онко мой хищный деспот.

На обезличенной карте, в сюите клеток,
Доктор вздыхает и пишет привычный cancer —
Мне тридцать восемь и больше не будет лета.
Видимо, нужно заплакать и сразу сдаться.

Город глотает палитру опавших листьев,
Скальпель умело кромсает худое тело.
«Мы, что возможно, убрали, а вы молитесь,
Чтобы тайком не сожрал метастазный демон».

Память стирает страницы, теперь всё просто,
Реквием где-то в архиве на пыльных полках.
Я постарела, но так и не стала взрослой.
Мне сорок восемь и осень смеётся в окна.

Когда не хватает терпения и небо от боли расколото,
распадаются атомы времени
медленно,
вязко и с грохотом.
Мрак, обратившийся вечностью,
разгрызает пространственный вакуум.
Стекая смолой гуттаперчевой,
калечит, как опухоль, фабулу.
«Узнал меня?» – шепчет неистово
кувалдами, шелестом, искрами.
Нужно выстоять.
Вымолить выстрелом
смерти – спокойствия высшего.
«Отче Наш, смилуйся!» – слышишь ли?
Бесконечность в мгновении адовом
стигматом в сознании выжжена.
Секунда без боли – и заново
в пропасть звенящую падаю.

Вертушка Вега, ветхая подруга,
Крути пластинку, вспоминая юность,
Прощальным вальсом медленно по кругу.
В последний раз, пока не коротнуло.

А ты крутись, забытая пластинка,
Потресканным винилом пой про жалость,
Килиманджаро, жёлтые ботинки,
про слухи, будто всё подорожало.

И пусть, скрывая старость, скачет нагло
Игла на поцарапанных дорожках.
Крутись, пластинка. Только и осталось
Вот так крутиться вместе с дряхлым прошлым.

В хосписе детском взрослые муки.
Разуму тесно – корчатся буквы.
Жизни мерило – час и минута.
Вязнет стерильность в мишках и куклах.

Дыши!
Сколько воздуха хватит
в стерильной палате.
Дыши!
Разрывает на части
спасительный радий.
Дыши!
Тень от пёстрого платья
пятном на кровати.
Дыши!
Здесь не выйти в антракте.
Агония. Хватит!

Бирками виснет липкое горе,
«Ныне и присно» – боль тихо стонет.
Жизнь где-то между – судьбами вертит.
Бьётся надежда в парусе смерти.
Дыши…

Я знаю как хрупок мир:
свистят, разрываясь, мины;
как медленно плоть горит
и плавится взгляд любимой.
Я знаю что где-то смерть,
когда василёк* стрекочет,
для града* преграды нет —
на месте больницы прочерк.
Я знаю как без воды
неделю прожить в подвале
да сколько домов-могил
снаряд на пути оставил.
И проще сойти с ума,
чем нервами так, наружу.
Жестокий война дурман:
калечит тела и души.
Я знаю как хрупок мир
на этой больной планете.
Давайте его хранить,
иначе мы все исчезнем.

Испанские артисты приехали однажды
В наш город на гастроли и просто потусить.
Сообразили быстро, что выпить срочно надо
И, в баре сев за столик, запели: «Sente sie»

И так сложились стулья, что я в том баре бармен,
И разные таланты привыкли здесь гостить.
Конечно я блеснула в своей родной хибаре:
Немецким, итальянским, а под конец фарси.
И даром не пропали шесть лет народных танцев:
Я тут же станцевала «калинку» и «гопак»
Под перебор гитары и ритм волшебной сальсы,
Под запах перегара столь милых симпотяг.

Хочу закончить этот великолепный project
Советом как общаться без знаний языка.
Скажу вам по секрету: контакт найти возможно,
Нужна гитара, танцы и песни до утра.

Ночная трасса. Дождь. Заправка.
Глаза слипаются. Кафе.
Ещё две сотни ехать. Жарко.
Кассиру: «Мне двойной эспре…»
И вспышка. Мир из крови соткан.
Холодный пот. Последний вздох.
Усталый фельдшер: «Остановка».
Заправка. Трасса. Дождь. Game off.

Субботний вечер был дождливым,
Немного скучным и нежарким.
Я к дому двигалась лениво
И пса увидела под аркой.
Сидел несчастный просто в луже.
Большие чёрные глазища
Смотрели грустно прямо в душу.
«Тебя, дружок, никто не ищет?» —
Спросила я, как между прочим,
Ловя ответ в глазах прохожих.
«Его хозяин умер ночью.
Пристроить, может, кто поможет.
Он очень умный, наш Каратик,
Сидит и плачет, есть не хочет.
– Сказала тётенька в халате
– Себе забрать не хочешь, доча?»