Джеймс Критт - Добрые люди. Стихи и рассказы

Они хотят вернуть меня на землю с неба,
Ведь так я выбиваюсь из общей схемы.
Реальность требует правды? Так вот она:
Я разбит и брошен всеми.

Всё, что у меня есть – ты – моя муза,
И этого лишить хотят.
Но ты ставишь на повтор старые блюзы
И шепчешь: «Силёнок не хватит у ребят.»

По каменным ступеням, не смотря назад,
Подняться к подножию рухнувшего храма.
Упасть на колени, где некогда цвёл сад,
А теперь земля исполосована шрамами.

Поднять глаза на небо тёмное, звёздное.
Глубоко вдохнуть запах раненых трав.
Призрачную мантру услышать в тишине грозной
И принять одновременно множество правд.

Думать долго о запретах прошлого.
Видеть клочок земли, истоптанный ногами.
Искать помощи пальцами судорожно.
Знать, сколько здесь было брошенных богами.

Держать слёзы неба в грязной ладони.
Дышать тяжело, с болью бороться.
Найти место, где был мир похоронен
И, наконец разрыдавшись, сдаться.

Во мне два всё борются начала:
Одно велит, закончив все дела, поспать,
Другое жалит пальцы, словно жало,
И говорит мне что-нибудь писать.

От одного смыкаются глаза,
И ворох мыслей покидает голову,
А от другого гром, тучи и гроза,
Когда я схожу с пути в сторону.

Одно всё время хочет отдохнуть.
Не где-то на природе, а лечь в постель,
Задвинуть плотно шторы и заснуть.
И не открывать глаза, пока нормально спится.

Другое рвёт на части изнутри, огнём горит,
Кричит, вопит, когда его не замечают,
Но в тишине огней свечных творит,
А после ненадолго засыпает.

То, что горит – душа, что постоянно спит – то тело
И не найдут они согласия никогда.
Передо мной стоит вопрос: «Что делать?
Сесть писать? Или не выползать из своего гнезда?»

На муки тягостные я был с рожденья обречён —
Днём быть бессонным зомби с красными глазами,
А ночью писать под свечным огнём
То, что другие не могут выразить словами.

Что за чудак соединил два полюса одним порочным
кругом:
Им вместе – тесно, а порознь – не существуют друг
без друга?

А ты знал, что в твоих глазах отражается небо?
Серое и холодное, как осенние камни.
И совершенно в этом нет ничего романтичного.
Только холод, изморозь, грязь.

Я тебе покажу, как оно выглядит. Вот, смотри:
Поседевшие от усталости плывут облака,
Закрывая редкие проблески окоченевшего солнца;
И яркую синеву небесного полотна
Уже не увидеть ни мне, ни тебе.

Его затянула грязная плёнка какой-то нелепой обиды.
За что? На что? Нет смысла обижаться на мир —
Ему нет до тебя никакого дела, небо.
Оно моросит мелкими колкими каплями дождя,
Словно злится, но это оно от бессилия.

Временами его застилают грозовые тучи.
Как будто это что-то может исправить… Мир не увидит.
Он закроется от капель, спрячется в машине.
А когда нырнёт в им созданную коробку,
Включит неоновый свет.

И плевать он хотел на все твои выходки.
Он не заметит, как покроется льдом солнце за облаками,
Будет наслаждаться искусственной выпивкой
И гордиться своею находчивостью,
Ведь больше не нужно зависеть от неба!

Ведь это проще – ничего не понимать.
Зарыться в бумажках и не казать носа из коробки.
Когда сверкнёт молния, стирая остатки доброты, да так,
Что будет видно со всех материков, в каждом уголке света,
Он не поймёт, подумав: «Какая странная аномалия…»

Знаешь, в твоих глазах отражается больше, чем просто
небо.
Оно не уместится в одном лишь коротком слове.
Не найдётся в лексиконе ничего для него подходящего,
Потому что ему нет места здесь.

Устало сердце биться в этом теле
И каждый день мечтает отдохнуть,
Проникнуться теплом доверчиво и нежно…
Но ведь нельзя ему вздремнуть.

Оно устало от кипучей крови и от страстей
Бесчувственных, жестоких. От пламенных речей,
Что губы шепчут бойко, торопливо.
Молодые, им бы всё быстрей.

А о сердцах чужих подумать забывают —
Уносит ночь рассудок, сладостен туман.
И сердце ведь ведётся на пустые речи,
Не понимая, что всё это обман.

Оно устало быть посмешищем наивным,
Но что поделать? Оно наивно, в этом его суть.
И от объятий, целомудрия лишённых, надорвалось
Стучать по рёбрам, в горло, в грудь.

О, как ему обидно неслышным оставаться,
А ведь вопит и бьётся, с силой бьётся,
Пытается до нас простую истину донесть:
Не всё на этом свете продаётся,

Не то на этом свете счастье есть.
У нас заткнуты уши, а в черепушке вата,
Не слушаем, не слышим, услышать не хотим
И ключ давно потерян, но ума – палата.

Тихо стучит себе, пока его не потревожат,
Заденут чем-нибудь, нарочно укольнут.
Зачем трепать больному сердцу нервы?
Но вместо жалости ещё и пальцем ткнут.

Кто-то снова томно что-то шепчет,
Ласкает сердца слух до помрачения рассудка,
И своё пламя обогреться подставляет.
Оно-то знает – это просто злая шутка,

Но шёпоту в последний раз поверит,
А после тихо скажет: – Хоть чуточку согрело…
И больше в этом теле биться не захочет —
Оно погибло, умерло, сгорело.

Верните мне способности писать.
Верните мне способность мыслить на бумаге,
Чтобы по жизни, спотыкаясь, снова встать,
Расправить плечи и зашагать по неизведанной дороге.

Верните мне способности писать,
Чтобы я смог снова жить и слепо верить,
Что никогда мне не придётся лгать
И что любовь свою мне не придётся мерить.

Верните мне способности писать!
Вы отобрали у меня мой личный смысл жизни!
Я перестал недавно спать…
Вы отняли мои идеи, мысли…

Вы отняли мой мир…
Мой личный рай, до мелочей продуманный,
Вы превратили в сувенир,
Что по краям обугленный.

Верните мне способности писать!
Я вновь отстрою это чудо.
Не нужно ничего искать —
Всё есть внутри опустошённого сосуда.

Верните мне способности писать!
Верните мне способность мыслить на бумаге!
Без этого – лишь только умирать,
А пыль развеется по неизведанной дороге.

Есть такое место в этом мире,
Где постоянно рушатся мечты.
Где люди не хотят смотреть на вещи шире
И поджигают возведённые мосты.