Коллектив авторов - Зеленый луч №4 2020

Затем он долго возился с ключами у двери. Наконец заедающий замок поддался, и Станислав ступил в прихожую старенькой квартиры своего детства. Квартира давненько пустовала, а у него всё никак не доходили руки забежать и навести здесь хотя бы относительный порядок для приёма очередных постояльцев.

Квартирка эта слыла среди соседей «нехорошей». За последние два года жильцы в ней менялись уже пятый раз. Не приживались они в ней, хоть тресни.

Последний квартиросъёмщик, грузный бесцеремонный кавказец, после трёхнедельного обитания на сдаваемой жилплощади как сквозь землю провалился, не заплатив ни гроша, оставив на диване и подоконниках россыпи свежеизданной ваххабитской литературы. Почти месяц после этого инцидента Славку одолевала милиция. Седоватый следователь с широкими монгольскими скулами и скользящим поверх Славкиной головы взглядом совал ему под нос однообразные фотографии бородатых горцев, отснятых в профиль и анфас, требуя их немедленного опознания.

Деньги Славке были ой как нужны! На днях он потерял одну работку, по своей дури потерял. Конечно, это была не государственная и не бюджетная служба, какую давно уже невозможно было отыскать в его маленьком городке. Так, небольшие шабашки. Фоткал для одного знакомого сутенёра его продажных тёлок в разных пикантных позах. А в свободное от этих заказов время занимался строительно-ремонтными работами на даче у своего зажиточного дружка Серёги Воронкова. Всё-таки строительный техникум за плечами остался как-никак. Там, на дачной мансарде друга, он и проживал уже третий год, сдавая бывшую бабушкину, а теперь уже свою квартиру внаём.

Как и положено идеальному мужику в известной поговорке, он поэтапно достраивал Серёгин дом, высаживал по просьбе его жены Татьяны фруктовые деревья, занимался с хозяйским сыном-первоклассником репетиторством по русскому языку и арифметике. Только всё это было чужое, не близкое, не своё, а потому удовлетворения от проделанной работы Станислав не испытывал.

Постоянного заработка он не имел. А кто его, кроме одиночек-везунчиков, в эти годы имел? Но вчера взбесил его тот сутенёр низкой копеечной оценкой его труда. Вырвал Славка из его рук заказное портфолио, да и разорвал фотки с прелестями всех этих проститух на мелкие кусочки. А за то получил по своей физиономии множественные удары и лишился своего кормильца – фирменного фотоаппарата, отнятого у него в тот момент, когда он, растянувшись на скользком мраморном полу в фойе ресторана, подвернул ногу и, несмотря на свои протестные действия, был грубо вышвырнут за дверь.

Необходимо сказать, что с фотоаппаратами у него отношения всегда ладились. Великолепные фотографии как-то сами собой получались. Хоть на фирменной заокеанской фототехнике, хоть на китайских мыльницах. Не всякий фотоас так угадывал с поворотом головы, драпировкой на кровати или с цветовыми фотоэффектами. А он это будто по наитию делал. Да только заказы к нему что-то не очень сыпались. Вот и жил от одного заработка до другого. С семейной жизнью тоже не складывалось. Да и как сложится, если в глазах одни леди лёгкого поведения маячили? С ними и крутил. Денег копить не умел и не хотел – для кого?..

Потерь в Славкиной жизни к тому времени было предостаточно.

Частенько он прокручивал в памяти невесёлые сюжеты своего детско-отроческого бытия: предательство отца, нашедшего-таки в неведомой экспедиции свою чудесную «синюю птицу» – грациозного специалиста по белоснежным стерхам француженку Изабель; его поспешное расставание с ещё не осознавшей всего ужаса произошедшего, похожей на худенького синюшного цыплёнка мамой; незамедлительный выезд на международную конференцию в Париж с новой возлюбленной, где вскоре отец приобрёл статус невозвращенца и навсегда исчез из Славкиной жизни.

Припоминалась Станиславу и мучительная смерть от запущенной пневмонии его мамы, вернувшейся нежданно-негаданно в новогоднюю ночь 1972 года из заснеженной Сибири. Бабушка до последнего держалась стойко, ограждая, насколько возможно, своего внука от мелочных бытовых проблем, но и её несколько лет назад уволокло в мир иной неумолимое время. И вот теперь его лишили фотоаппарата – дорогого, между прочим, приобретения, той самой заветной его отдушины, которой он, проживая в неуютной, заваленной строительным лесом загородной мансарде, снимал виртуозные, но никому, как ему всегда казалось, не нужные художественные фото живой природы.

Естественно, после всего этого не грех было и напиться. Это он и сделал вчера на последнюю мелочь. А сегодня, сидя на табурете в небольшой кухоньке на пятом этаже без копейки в кармане, распахнув на все пуговицы хэбэшную рубашку и жадно глотая из бабушкиного мерного гранёного стакана потрескавшимися похмельными губами прохладную водопроводную воду, вдруг всем организмом прочувствовал такую чудовищную беспросветность, тщету и никчёмность своей уже почти тридцатилетней жизни, ощутил такое дикое одиночество, от которого – хоть в петлю лезь, хоть с балкона бросайся.

– И никому-то от меня никакой пользы, – подытожил он поток своего буйного сознания.

Ещё немного посидев в мрачных думах, Станислав встряхнул лохматой головой, отбрасывая дурные мысли. Приподнялся с кухонной табуретки, прохромал по комнате до балконной двери, распахнул её, и в квартиру ворвалось жалкое подобие ветерка.

Стрелки часов на пузатом комоде, всё ещё продолжавшие отсчитывать правильное время, приближались к 17:00. Шагнув на балкон, наш герой окинул тоскливым взором каменный мешок двора, неспешно выкурил последнюю сигарету и, скомкав пачку, взглянул поверх крыш.

Небеса были всё так же неподвижны и напоминали серые, нависшие над городом плиты потолочного перекрытия, готовые вот-вот обрушиться на монолитный мир пятиэтажек ливневым потоком. Омерзительный скользкий ком подкатил к горлу.

– Ни просвета, ни отдушины, – обречённо вздохнув, произнёс Славка. – На века застывшее пространство. Нырни вниз головой – ничегошеньки не изменится!..

Вдруг в одном из углов балкона, за невысокой, забитой старым тряпьём этажеркой, ему померещилось блеснувшее горлышко знакомой стеклотары. Ещё не веря в удачу, он ловким движением руки подхватил и извлёк из тайника непочатую бутылку с этикеткой «Русская водка», содрал серебристый ярлычок с прогретой бутыли, принюхался… отхлебнул…

– Вроде она, сердешная. Тёплая, но желанная. От бабушкиных запасов, что ли, сохранилась?

Славка вернулся на кухню. В отключённом, без признаков жизни холодильнике «Саратов» нашёл полузасохший кусочек копчёной колбасы – подарок от испарившегося абрека. Наполнил до краёв стакан тепловатым напитком. Выпил. Жадно втянул ноздрями колбасный дух. Ему вдруг стало хорошо и безболезненно. Приобретшая зеленоватый оттенок скула почти не ныла, пальцы правой руки, отбитые о запертую перед его носом сутенёром и его шестёрками дверь, слушались. Он ещё немного отлил себе из бутылки, жадно запил «горькую» водой из крана и, прислонившись к стене, впал в дрёму. В полусне он видел хлопочущую у кухонной плиты бабушку, слышал умиротворяющее шкворчание пузырящегося сливочного масла на сковородке и радостно обонял растущую на большой тарелке горку аппетитных блинов.