Коллектив авторов - В начале – муравей. Поэты Литвы в переводах Георгия Ефремова

Родина, воля – нету иной награды.
Чтоб вороньё небес не затмило милых,
Встанем за наши сёла, за наши грады,
За братьев, что истлевают в лесных могилах!..

Мы встанем наперекор трусости и унынью
И не уступим ни пяди земли отцовой, —
Храброму не страшны никакие рвы и твердыни,
Ни говор орудий, ни пламя, ни град свинцовый!..

Ты про это знаешь, Боже:
Нам без мужиков негоже!
Ну а как дождаться свата —
Ничего-то им не свято!

Помоги, святой Антоний,
Безо всяких церемоний.
Вон соседушка при муже,
Ну а я-то почему же?..

Я уж так тебя молила,
Громче всех тебя хвалила,
Ну а ты не обиходишь —
Женишонка не находишь!

Нынче мужа не добуду —
Завтра вовсе жить не буду.
И на что мне эта доля —
Как берёзке среди поля?

Да, мамашка наша Ева
Твоего не знала гнева,
А увидела Адама —
И случилось много срама.

Я ведь Евиного рода,
Так пошли мне хоть урода:
Пусть он будет греховодник,
Но по крайности – работник!

Сколько мучиться невесте?
У меня ведь всё на месте
(Тьфу ты, что же я плету!):
Сердце есть, ума немного,
Да, видать, озлила Бога,
Коли мыкаю беду!

Как ты красив, ты красив, дальний ночной небосвод!
Господи, что за тропа в поднебесье ведёт?

Скоро ли, неуязвим для земной тревоги,
Ввысь я уйду за Тобою по звёздной дороге?

Скоро ли, душу мою окрыляя и тело моё леденя,
Вечной короною Ты увенчаешь меня?

Скоро ли я, оказавшись в юдоли загробной,
Лик Твой увижу безоблачный, солнцеподобный?

Скоро ли Ты, Всемогущий, бестрепетною рукой
Сдунешь меня от земли, словно стебель сухой?

Слабый, печальный – я брёл через чёрную пустошь,
Шёл и надеялся: Ты к себе меня впустишь.

Грешного человека, былинку, щепотку золы
В светлом чертоге укрой от мятущейся мглы!

Край возлюбленный, Литва,
Гордый, сердцу милый!
Нас прошедшие века
Наделили силой!

Пусть о чести и добре
Мы не позабудем,
Пусть послужим не себе —
Родине и людям.

Пусть рассеется беда,
Брат обнимет брата,
Утвердятся навсегда
Свобода и правда.

Пусть любовь родной земли
Не покинет сына.
Родина, цвети в веках
Вольна́ и едина!

Ропщу, хоть это и грешно:
Идти мне было суждено
По жизни одному;
И я плутал, судьбой влеком,
Не зная отзыва ни в ком,
Не нужен никому.

И вдруг в ночи твои слова!
Так светит черная листва,
Слетевшая с высот.
И только плеск весла тяжёл,
А мы вдали от многих зол,
И лодка нас несёт.

В моей руке твоя рука,
И ты глядишь за облака
В глаза самой луне.
И мне светло в моём пути:
В мечтанье, в памяти, в груди
Ты навсегда во мне.

Хотелось мне мир неоглядный любить,
Делиться с другими заботливой силой,
Мечталось мне землю ручьями омыть
Любви милосердной, любви негасимой,

Что жгла мою душу во всякую пору —
В полуденный зной и в полночную стынь…
Не друга обрёл я, но злобную свору
Врагов. И насмешки горчат, как полынь.

Хотелось мне светлые слезы ронять:
Так дерево раненое лесное
Точащейся влаги не может унять
И соком прозрачным исходит весною.

И думалось мне: этой влагою слёзной,
Бегущей из всех опечаленных глаз,
От крови, от гноя, от жижи навозной
Отмоется почва в назначенный час.

Не внемля сомнениям и суеверьям,
Одной торопливой мечтой обуян,
Я грезил, что слажу с таящимся зверем,
Но встретил презренье, укор и обман.

Две капли, как ягоды налитые,
Скатились на землю с пылающих щёк,
Так падают звёзды в долины пустые,
Чтоб вихрь остудил их и ливень иссёк.

Замкнулся я в муке моей огневой,
От мира таился я в кельях укромных —
Так прячется в травах цветок полевой
От рук своевольных, от гроз вероломных.

Но если взовьётся, как пыль по дорогам,
Стенанье селян, иссушенных нуждой,
И во поле взгляд набредёт ненароком
На лица, распаханные бедой, —

Вновь слёзы, крупнее рассветной росы,
Из глаз моих грянут обильно и дробно,
Вновь сердце замрёт в ожиданье грозы
И в тесной груди затрепещет неровно…

Но, вновь окружён темнотою смердящей,
Скрываться я вынужден, словно чумной,
Что вечно идёт непролазною чащей
И отклика ищет у твари лесной…

Тоскою душа моя сокрушена.
Отвергнув ничтожество в ярких личинах,
Я жажду, как отдыха, смертного сна
Среди корневищ и прозрачных песчинок…

Поклонись травинке у тропы и внемли
Тихой полевице, пробившей суглинок, —
И глухому сердцу поведают стебли
О судьбе единой людей и былинок…

Вас отец всесильный взрастил неслучайно:
И соединились в живоцветном чуде
Две равные доли, две земные тайны
Травы полевые и смертные люди…

Тот, кому понятен шёпот полевицы,
Не страшится чёрной вековечной бездны,
Знает: в царстве мира не сыскать границы
Меж землёю пыльной и твердью небесной…

Я думал: коснусь налитых изумрудин,
А тронул росою осыпанный мох,
Я думал: мой путь неизбит и нетруден, —
А к счастью приблизиться так и не смог.
Я страха не ведал и умысла злого,
Не верил, что даль чернотой налита,
Я жаждал посеять заветное слово
В бесплодные слитки сердечного льда.
Над миром грядущие грозы нависли,
Но верю, что в душах, подвластных беде,
Живут благородные чувства и мысли,
Как светлые перлы в глубокой воде.

Гаснущего солнца
Тающий клочок.
Песенку ночную
Пробует сверчок.

Проступают звёзды
Среди редкой тьмы.
Кутаются в дымку
Поле и холмы.

Дремлет у дороги
Пыльная трава;
Ветер побоится
Тронуть дерева.