Коллектив авторов - В начале – муравей. Поэты Литвы в переводах Георгия Ефремова
- Название:В начале – муравей. Поэты Литвы в переводах Георгия Ефремова
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:неизвестно
- Год:2012
- Город:Москва
- ISBN:978-5-98604-289-3
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Отзывы:
-
Ваша оценка:
Коллектив авторов - В начале – муравей. Поэты Литвы в переводах Георгия Ефремова краткое содержание
В начале – муравей. Поэты Литвы в переводах Георгия Ефремова - читать онлайн бесплатно ознакомительный отрывок
Интервал:
Закладка:
Зову народ, живой в любом смятенье,
Хранящий свет в растерзанных сердцах,
Прекрасный, как цветение сирени
В бушующих принеманских садах,
Зову крестьян, что даром слов не тратят,
Чья песня тает в тундре и в степи, —
Пускай тайга и мерзлота подхватят:
«Утихни, злоба! гибель, отступи!..»
Набатный гром разбудит миллионы;
Не на столетья воцарилась тьма.
Не на погост зову, не в тюрьмы и загоны, —
Пускай грядущий свет заполнит закрома.
Взываю к вам над чернотой провала
Я, голос деревень и древних крепостей:
Не мстите, чтобы злая кровь не пала
Проклятием на ваших внуков и детей!..
Кричу: «Грядущей жизни недостоин,
Кто устрашится нынешнего дня,
Кто ненависти служит-тот не воин,
Он рыцарь вероломного огня.
Я сонм богов, я покаянный трепет
И свет крещенья, озаривший храм.
Пребудьте вечны и сильны, как солнце в небе!
Дух пращуров, я вновь взываю к вам.»
Моленья наши
Все надежды наши, все терзанья:
Мы когда-нибудь в родимый дом
От бескрайней стужи мирозданья
К очагу знакомому придём.
Лишь о родине моленья наши:
Господи, иных не надо нег,
Только отхлебнув из этой чаши,
Сможем успокоиться навек.
Костас Корсакас
1909–1986
Сибирская берёзка
Сирая берёзка,
тонкая как свечка.
Пустота морозна.
Мерзлота извечна.
Задувает ветер
лиственное пламя.
Поле, поле, поле
без конца и края.
И куда ни глянешь —
вправо или влево:
голое пространство,
серое как небо.
И в окне вагона
вид один и тот же —
поле да берёзка,
тонкой свечки тоньше.
Генрикас Радаускас
1910–1970
Собачьи пересуды
Меж телеграфных меркнущих опор
С дороги, как с распахнутой ладони,
Я вижу хуторов бесхитростный набор
На дымчатом осеннем фоне.
За пестротой берёз, за лавой льна
Пастушьи переклики в зарослях пугливых.
Ленивый ливень, как луна,
На конских гривах.
Забыл про дробь рассыпчатую дятел.
Ночная туча как веретено.
Мир очертания утратил.
Темно.
Куда иду – лишь немота и сон там.
Плесканье черных луж. Запретный зов.
И далеко, за горизонтом,
Ночные пересуды псов.
Барышне, которой нет
Она: святой небесный пух
И акварельное дрожанье,
А у меня – спиртовый дух,
И черти (или каторжане).
Она… Она совсем не та —
Не Маргарита, но блондинка.
Невинность, нежность, чистота.
Несовременность поединка.
Живу с газетой. Например:
С Богемией, учётной ставкой,
Трухой сценических премьер,
Самоубийственной удавкой.
Её глаза глядят с полос,
Из нонпарели и петита.
И смех её – белей волос…
Блондинка – но не Маргарита [1] Героиня Гётевского «Фауста».
.
Начальник станции
Ни валко, ни шатко
Служа колесу и прогрессу,
Пунцовая шапка
Выходит навстречу экспрессу.
Весь в месиве снега и дыма,
Немыслимый скорый
Проносится мимо
Хрипящей искрящейся сворой.
Начальник, бедней погорельца,
Взирает, нахохливши плечи, —
На два эти рельса,
На злые железные плети.
Не надо провидца, —
Вся жизнь улетает в безвестье.
И в небе кривится
Луна и ветвится созвездье.
С пустого перрона
Посмотришь: ни жарко, ни зябко.
Фонарный желток. И ворона.
Пунцовая шапка.
Рождение песни
Не строю, не вершу великие дела, —
Сижу, а надо мной акация бела,
И ветер облачный в её ветвях ютится,
И вьёт своё гнездо щебечущая птица,
И есть мелодия древесной той тиши:
Прислушивайся к ней и на песке пиши.
Я дудочку беру и песню подбираю,
Играю ветру в тон, и дереву, и краю,
И облако звучит – окраски неземной —
Над песенным холмом, акацией и мной.
Дождь
Дождь на стеклянных тонких ножках
Бежит по саду, тяжелея.
Вся влага – в лепестковых плошках.
Восторженно хрустит аллея.
Над рощей старая берёза
Развесила дырявый купол,
И над водой пучки рогоза
Торчат безрадостнее пугал.
Гром с каждым разом говорливей,
И молнии уже не в ножнах.
По всей вселенной скачет ливень
На тоненьких стеклянных ножках.
Утерянный рай
Мы слышим в ночи беспредельной,
Как плачет колодезный ворот,
И этой тоске журавельной
Сердца негасимые вторят.
Вдали разорённой Европы
Мы гарь мировую вбираем.
Но наши просёлки и тропы
Мерцают утерянным раем.
Он с нами повсюду: в Канаде
И в южной хмельной серенаде,
В Каире, в золе и во зле,
В Бомбее, Сиднее, Гранаде,
Везде – на земле и в земле.
Времена года
От любви соловьиной оглохнув, ручей разрыдался.
Груша, упавшая с ветки, кузнечика навсегда прервала.
Листья леса кру́жатся на ветру, будто безумные бе́лки.
Даже гений белым по белому живописать не может.
Механический ангел
Механический ангел – не слишком трудная должность:
Молнии направлять, разживаться вином и хлебом,
Глядеть за окно, где пожар перебегает по стенам,
Беседовать с лампами о былых временах.
Механический ангел – не слишком трудная должность:
Раз в столетье подбрасывать пищу химерам на башне,
Двигаться медленно, чтобы металл не звякал,
Озябшие кариатиды укутывать мглой.
Механический ангел – не слишком трудная должность:
Двери замкнуть, не впускать в помещения Гибель,
А если войдёт, указать на спящего брата,
Пусть убедится: души за ним нет.
Прекрасный день
Апельсины и глицинии,
Слёзы южные – лимоны.
Нескончаемые линии,
Неумолчные пилоны.
Время древнее, укромное.
Смерть живую воду пьёт.
Сердце Божие огромное
С неба скатится вот-вот.
На опушке тени веские —
Только шорох, только скрип.
В море облака ловецкие
Рады переплясу рыб.
Кубок подняла Лукреция,
Так наивна и невинна!
И язычница Венеция
Ждёт пророчества – дельфина.
Сон
Слушателей заполняет камнеподобная тьма, словно душу допотопного ящера, вмурованную в глубины геологической эры. Статуи о размере залы гадают по одному лишь голосу, который отдаётся в пространстве, переродившемся в дремлющий слух. Нержавеющие соловьи виснут над их головами в ожидании очереди.
Читать дальшеИнтервал:
Закладка: