Владимир Силкин - Березняк и полынь

"Для спасения важно условие —
По – людски и по совести жить".

Голоса друзей моих всё дальше —
Свой приют последний обрели.
Ни упрёка и ни слова фальши
Мне они оставить не смогли.

Воевали, слушали Кобзона,
Поднимали в море паруса.
И теперь, наверное, резонно,
Я их не услышу голоса.

Голосов друзей моих не слышно.
Не подали первый раз руки.
Как-то неожиданно всё вышло,
Вышло как-то всё не по-людски.

Ждал друзей, но оказалось,
Что друзей-то не осталось.

Разбросало по земле,
Поизнежило в тепле.

Ну, а тот, кого считал
Я врагом, врагом не стал.

Отыскал нежданно дом
И напомнил о былом.

– Поздравляю! Извини!
Если можешь, не гони…

– Заходи, – сказал ему, —
Что припёрся, не пойму?!

Посидели, все сказав,
Я вдруг понял, был не прав.

Я сказал: «Не уходи,
Все, что было, позади!».

Ждал друзей, но оказалось,
И врагов-то не осталось.

Вернисажи на Арбате,
Нищета внутри страны…
И за это дрался батя,
Мёрз в окопах полвойны?

Зря, представленный к награде,
Но её не получив,
Без руки вернулся дядя,
И сосед остался жив?

Зря лежат на поле брани,
Сжав два русских кулака,
Оба деда из Рязани,
Два рязанских Василька?!

Он пьянел, заказывал закуски,
Прогонял дворнягу от стола,
Но, когда послал её по-русски,
Никуда собака не пошла.

От него не сделала ни шага,
Бей, любезный! Что мне? Не умру!
Русская бездомная дворняга
Злобу принимала за игру.

Он храпел, она лежала рядом,
Наблюдала искоса за ним.
И почти что человечьим взглядом
Был, уснувший замертво, храним.

Молча стол в объедках созерцала,
И когда проснётся он, ждала.
Не взяла ни хлеба и ни сала,
Ничего без спросу не взяла.

Встал мужик, шатаясь да икая,
И пошёл от пьяного стола,
И за ним, послушная такая,
Русская дворняга побрела.

Еду, волнуясь, к тебе опять
С тёплого пляжа Крыма я.
Ты, как всегда, не ложилась спать.
– Здравствуй, любимая!

Смотришь в лицо мне во все глаза,
Бойкая, неисправимая.
Я прохожу на бездонный вокзал!
– Здравствуй, любимая!

Многоязычие, плач, как вой,
Давка непроходимая.
Но различаю я говор твой.
– Здравствуй, любимая!

Я задыхаюсь, и я зову
Женщину, пусть и мнимую.
Дайте пройти и обнять Москву!
– Здравствуй, любимая!

– Как живёте?
– Слава Богу…
Понемногу, понемногу…

– Как здоровье?
– Слава Богу…
Понемногу, понемногу…

– Как там дети?
– Слава Богу…
Позабыли в дом дорогу…

Обманчив метеопрогноз,
Над головою солнце светит,
А обещали лето гроз
И преимущественно ветер.

Сижу на речке дотемна,
Но не дождусь сегодня клёва,
Наверно, рыба, как страна,
И этим летом не здорова.

Лишь стрекоза на поплавке,
И больше ничего живого.
И пусто у меня в садке
В преддверье лета грозового.

Не провода, скрипучие качели,
Под ветром нагибаются столбы.
Ах, как же мы с тобою не хотели
Услышать грохот танков и стрельбы.

Но всё равно доносит запах гари
До наших мест локальная война.
И чей-то сын, такой красивый парень,
За службу не получит ордена.

Да, да, порой случается такое,
Когда среди георгиевских лент
Родителям в Кремле Звезду Героя
Вручает в День России президент.

Смешной щенок, как и хозяин, курский…
Приученный к единственным рукам,
Он даже не облаял нас по-русски,
А ткнулся в ноги русским мужикам.

И на привет ответить не умея,
На привязи уставший до тоски,
Он проскулил, что рядом ходят змеи,
Вы тут поосторожней, мужики.

И снова в будку от жары палящей,
От нашей ласки и от наших ног,
Такой родимый, русский, настоящий,
Ещё на зло не лаявший щенок.

Вдали война, а тут вполне комфортно.
Уже моторы явственно ревут.
Стоим и ждём внутри аэропорта,
Когда нас на посадку позовут.

Жена сирийца с малолетним сыном,
Видавший виды русский генерал,
И рядовой с душистым апельсином,
Что верить в чудеса не перестал.

Вращает фрукт, как обожжённый глобус,
Чего-то ищет там на кожуре.
Песочную спасительную робу
Он не снимал ни при какой жаре.

Окрыли дверь, солдаты грузят в люки
Всё то, что им доверила страна…
Тяжёлые мозолистые руки,
Не первая далёкая война.

Она выходит из кареты,
И я ей руку подаю.
О, как изысканно одета,
Как держит голову свою!

Но почему она надменна,
Не вторит жесту моему,
Зачем же надо непременно
Встречать людей не по уму?