Семён Бродецкий - Мозаика

Плавает тополиный пух
Маленькими облаками,
Стройный дух
Освящает пыльцу ками.

Ты станешь мудрее, ты будешь не пьяный,
В анахате треснул шрам
От молока саванны,
Четыре раза пополам.

Исключительно красоте место уступающий,
Волнорез спасает мгновение
От кадров открывающих
Глазное кровотечение,

Сжимает в руке палач
Голову не успевшего рвануть террориста,
Как брезгливый врач
На конкурсе аутистов.

Виднеется в открытом люке
Независимости дно.
Она устала от образа электрической суки,
Но другого ей, к сожалению, не дано.

Под жемчужной аркой
Правее виска,
Её отравили ядом заварки
На ноже из песка.

Из окна выливаю воду,
Меня ждут во дворе веснушки,
И, судя по небосводу,
Мы находимся внутри ракушки,

В океанском пении
Колышущихся глыб,
Пролетая со смещением
В паломничестве рыб.

В возможные жизни играем,
В возможные грёзы вечного сна,
И в летнюю жару мы редко вспоминаем,
Как мёрзнут руки во все другие года времена.

Солнце кидает в реку с моста
Заката мантра.
Джессику спящей находит в кустах
Дикая Сандра.

Часовой тираннозавр,
Далёкий потомок провидцев французов,
Смотрит грустным взглядом волкодава
На тонущий плот «Медузы».

Эти фильмы похожи на сало,
Гудит неуютный минор.
В завершении ритуала
Молния ударит в тёмное пятно.

Любовника волосы цвета каштана,
Пирсинг, запахи, тату,
Медитативно наполняется ванна,
Вместо крови – птичий пух.

Столкнулись ленты новостей,
Как Шумахер и Баттистон.
Роза из рыбьих костей
И нарисованный стон.

Демонический аксессуар —
Новый учебник истории.
Джессику красит в нуар
Архангел по имени Глория.

Бог умирающий
И бог воскресающий
Ищет в сводах чертога
Пока ничего не знающего
Спящего бога.

Из носа течёт варенье.
Листья, глаза, рот:
По субботам и воскресеньям
В малине кто-то живёт.

Своих собственных лет покорители
(Хотя может даже они не принадлежат тебе).
Человек в небесах разрушительней
Божества на земле.

На приступе сердечной крепости,
Зелёных волос и красных глаз,
На ненависть отвечает ненавистью
И злом на зло, приумноженным в десять раз.

Каряя эфа и серая гюрза
Охраняют полубога колыбель.
Частотой ударов гроза
Заставляет думать только о себе.

Как Плутон не планета,
Так и дьявол больше не ангел,
Так вышибает из зрачков монеты
Смертоносная фаланга.

Выносит добродетель бесчеловечности
Из своих катакомбных комплексов
Ничто, враг вечности,
Центр вортекса.

Митра сидит в пустыне
В из яблок кругу,
Когда ближайшая звезда остынет
Он согнёт её холодные лучи в дугу.

Опускают жертвы в кислоту,
Те, без страха, в эфира какофонии,
Боль принимают за красоту.
Агония.

Над детской кроваткой зависли:
Колокол, её укрывающий звоном глухим,
И венец умирающей мысли,
Раскрашивающий стихи.

Homo sapiens лёг в третьем раунде,
Перспектива – мох на коре полена,
Под куполом мегафауна
Парника забродившего гена.

Двуногий криль,
Сломавший тонкие стенки гандонов,
Балянус, наросший на материковый киль,
С кожей, пропахшей гудроном,
Массово тупо молчащий,
Уродство своё берегущий.
Но чаще
Ненастоящее
Лучше.

Слеп к этому всеми глазами
Заоблачный кит голубой,
Отталкивая полюсами
Небо человека, с изувеченной душой.

В начале была мысль
И она взорвалась,
Собираясь бровями рыси,
Раскрывая кошачью пасть.

У меня закончились слова.
Похожая на яблоко семья,
Забор – за головой голова,
Шея, переходящая в черенок копья.

Между тузом и шестёркой
Хуй проскочишь.
У меня встаёт на запах хлорки
До боли в почках.

– Зря,
Семён,
Переспелое,
Нечитабельно.
– Я
Всё
Делаю
Правильно

Рука об руку, спиной к Солнцу,
Вы стоите не замечая
Армии македонца
К югу от рая.

Ветер резко ударил в рожу.
Разочаровывает идеальная форма.
Отращивай новую кожу
После шторма.

Имитируя любовь, зефир
В песке город закопал.
Зажги гирлянды сапфир,
Ведь может, ты последний раз в жизни спал.

Пролетает рыба,
Потолок кажется ниже,
Поднимает в небо воздуха глыба
Стаи книжек.

Письмо со смертью, стрела,
Ведьмой проклятая иголка,
Вонзилась в кулак
И я освободил волка.