Виктор Брюховецкий - Сквозь любовь и печаль

Ветер клонит на запад к колоску колосок.
…Как растоптанный лапоть мой разбитый сапог…

А кругом – красотища!
На пырей и осот
Ветер, падая, свищет и ранетки трясет.

Принимаю, что вижу, как досаду, как тлен,
Как привитую грыжу, как килу до колен…

Все увозят, увозят; все везут, и везут.
«Как живется?» не спросят, от нужды не спасут…

Звон комарика…
Чхни, да сплюнь!
Хочет кровушки, вот и пьет.
А ведь месяц уже июнь,
Значит, лето вовсю идет.
Да не просто идет – бежит,
За собою в луга ведет,
Не затем ли комар жужжит,
Не о том ли паут гудёт?
Не о том ли крича, грачи
Кружат выводки без потерь…
Сталь упругую наточи,
Косовище к руке примерь!
Солнце – золото в янтаре!
В пышных травах округа вся.
Три недели стоять жаре…
Вот уж вволю накосим-ся!

Время было и останется.
Мы побудем и уйдем…
Дождевая туча мается,
Накрывает водоем.

Лодки, цепи, колья, пристани…
Все в тумане, в пелене.
Посмотри на это пристальней,
Запечалься обо мне.

Запечалься – я и выживу,
Вновь пройду дорогой той,
Где каталось солнце рыжее
На телеге золотой…

Дождь пройдет и распогодится.
Век живи, не умирай!
Охраняет богородица
Хлебородный этот край.

Все поднимем, что обронено,
Все наладим в самый раз,
Потому что наша родина
Проросла корнями в нас.

Восходит солнце, на бугре садится,
Откидывает жаркую полу,
И золотым лучом, как тонкой спицей,
Проводит по оконному стеклу.

И в тот же миг окно течет росою,
И мне уже не спится. Не до сна!
Я половицу щупаю босою
Ногой и половица холодна.

Крыльцо дымится утреннею влагой,
Озноб, входя неслышно под ребро,
И дрожью, и веселою отвагой
Переполняет детское нутро.

А дом уже живет, шумит и дышит.
Коня в оглобли пятят, ехать чтоб,
И, встряхивая шаль, на влажной крыше
Урчит сизарь, и раздувает зоб.

Летит солома, взрытая щенками,
Отец седелку на коня кладет,
И кто-то осторожными руками
Меня берет и через жизнь ведет.

Умер…
Это не уехал.
Это хуже, это крах…
По каким пойду я вехам,
Вынырну в каких мирах?

Где, в каких – еще не знаю,
Но хотелось очень бы —
Чтоб деревня, домик с краю,
Стол, скамейка у вербы.

Дым прямой свечою в небо,
А в дому такое вот:
Молоко, краюха хлеба,
Печь протопленная, под.

В чугуне картошка. Мыта!
Синеглазка. Молода…
У крыльца свинья, корыто,
Брюква, сечка, лебеда…

Сват идет, в руках гармошка.
Куры бродят во дворе.
У кумы на платье брошка —
Капли солнца в серебре!

Тут же я, совсем не старый,
Не лентяй, не тугодум…
И весь вечер тары-бары,
И всю ночь шурум-бурум.

Дни, как родинки, похожи.
Живность, песни за рекой…
Вот умри, а там все тоже!
Ну и помирать на кой?..

Жеребцы сходились во поле,
В клочья рвали синеву,
Звонко ржали, глухо топали,
Выбивали мураву.

Грызли шеи, зубы скалили,
В жаркой солнечной пыли
Рыжими косыми скалами
Друг на друга боком шли.

От бойцов неогороженный
В стороне стоял пастух,
Наблюдал кобыл встревоженных
И не трогал этих двух.

Сами все узлы распутают!
Усмирять таких – беда,
Потому как дело лютое,
Полюбовное когда.

Вынимаю космос из колодца.
Из колодца космос достается
Трудновато. Звезды тяжелы!
Солнышко играет. Вдоль деревни
Тополи гуляют. Вот деревья!
Пухом завалили все углы.

Во дворах спокойствие и пусто,
Тишина, а мне ничуть не грустно,
Здесь лечебный воздух; как рукой,
Он снимает хвори, чередою
Пахнет, родниковою водою,
Лугом сенокосным за рекой.

Не с того ли несказанно славно
Коромысло переходит плавно
В два слегка приспущенных крыла,
Красками сверкающих на солнце.
Расшумелись ласточки в колодце.
В полосе молчат перепела.

Не пора еще им. Не тоскуют.
Не тоскуют, вот и не токуют.
Вновь июнь уходит в никуда.
Засмеялись девушки в беседке,
Яблоки наметились на ветке,
Вылетели птицы из гнезда.

И, от жизни становясь белее,
Я, о том нисколько не жалея,
Жизни улыбаюсь – хороша!
Цепь крепка, от тяжести не рвется,
До чего же небо сладко пьется
В полдень из дубового ковша!

Колос тяжестью радует.
Хлеб везут и везут.
В травы яблоки падают.
В норы гады ползут.

Колокольни высокие!
Медь густа и чиста.
Над стерней, над осоками
Тишина разлита.

Ходит волнами марево.
Паутина легка.
Из миражного варева
Встанет тень седока.

Тонконогая, узкая,
Высока и стройна…
Сторона моя русская —
Удила, стремена.

Журавлиные вывихи,
Стук шеста о бадью…
В каждом скрипе и выдохе
Я тебя узнаю.

Встало солнце над бугром,
Занялась изба костром,
Стекла в окнах полыхают золоченым серебром.

Здравствуй, утро! Я живой!
Синева над головой.
Из-за речки вкусно пахнет свежескошенной травой.

В речке черти завелись…
Будет сена – завались!
Сено вытянет все жилы, хоть возьми и застрелись.

Я стреляться погожу,
Свежим сеном подышу,
Мне из радостей вселенских слаще нету куражу…

Вышла Елка из сеней,
Воздух светится над ней,
Мама вышла вслед – подойник полный, полного полней.

Солнце выше, сноп лучей
Горячей и горячей.
Я прислушаюсь – услышу звон серебряных ключей.

Бьет вода из родников!
Эта влага сто веков
Силой русскою питает нас, российских мужиков!

Мы такие. Нас не трожь!
Если – что, пойдем на нож,
Лишь бы только колосилась в нашем поле наша рожь.

Новый день идет-звенит.
Солнце падает в зенит.
Проживу сто лет, не меньше, тем и стану знаменит.

От края деревни до края погоста
Полынь да крапива саженного роста.

От края погоста до края деревни
Проселок разбитый, как родина, древний.