Николай Колос - Брызги ультрамарина

И на этот билет закрутились колёса вагонные,
Возмущённая кровь билась раненой птицей в виски —
Ей совсем невдомек, почему расстаются влюблённые.
Только рельсы стучат: «Дураки… дураки… дураки…».

Там вдали – горизонт, позади – из Эдема изгнание,
В чужеродной волне бьются толпы людей вороньём,
Но таит этот гул для меня гробовое молчание,
Леденит мою плоть, мою душу холодным огнём.

Как же это прожить, утолить этот ноющий голод?
Неужели и есть тот вердикт – мой безжалостный рок?!
Стал пустым для меня миллионный ликующий город —
Среди тысячи лиц, как щепа я сейчас одинок…

Космы мокрые серью пенятся,
День в туман улетел и погас…
И луна – заточённая пленница,
Не резвится, не жмурит глаз.

Мелкий дождь, прозрачными блёстками,
Пляшет в лужах, глухо стуча,
Ветер осени, крыльями хлёсткими,
Залохматился в полах плаща.

Рука грустно с рукой прощается,
Силясь, жадно, мгновения длить,
Этим днём мой дневник начинается,
Первый бисер кристаллит нить.

Ну а ты? – Что в своём запишешь,
Разукрасив, сатирою, слог? —
«Вот и новый безумец ст’ишит,
Оболванясь у чудных ног»!

Что ж пиши! Я сегодня не струшу.
О пощаде тебя не молю —
Я ещё не продал свою душу,
Я ещё не сказал: «Люблю».

Я тобой наверно очарован,
Потому, что грежу наяву,
И не бранным, а хорошим словом,
Я тебя колдуньей назову.

Прикоснулся твой крылатый гений,
И из недр нетронутых глубин,
Вдохнул искры в яркие творенья, —
А они сияют как рубин.

И ты песней высекаешь пламя,
И из всех знакомых нам имен,
Твоё имя вносится как знамя,
Из седых, но памятных времён.

У Христа с истерзанного лика,
Когда гнал Пилат на эшафот,
Не стыдясь, подолом, Вероника,
Вытирала мученику пот.

Но сказал Христос: «Не хмурить брови —
Так навеки Богом решено»!
Потому что капля Его крови,
Превратилась в красное вино.

И вином тем сладким напоённый,
Пелену сорвал со своих глаз,
И читать пытаюсь, непрочтённый,
И ещё неписаный рассказ.

В том рассказе, знаю, хватит места,
Чтобы Бог интригу завязал.
Чтоб сказал, что ты моя невеста,
И, чтоб я – «Люблю тебя!» – сказал.

Но, что это!? – Дьявол! … как я смею?! —
Распахнул над пропастью крыло! —
Потому что… от тебя пьянею,
Потому… так сильно занесло!

Но, то бег за северным туманом,
Но, то в дым непознанная страсть,
Потому, что я родился рано,
Ну а ты… так поздно родилась.

И в пьянящем запахе сирени,
В соловьиных рощах при Луне,
Трепетные груди и колени,
Целовать, увы… уже не мне…

Потому и не имею вида,
Что с морозным ветром заодно —
В параллельных плоскостях Евклида,
Пересечься нам не суждено.

Всё равно сорву букет сирени —
Первой встречной подарю цветы!
Твоих глаз она мне не заменит,
Но себе скажу, что это – Ты!

И в тот миг сердечная тревога,
Может быть, прольётся в твою грудь. —
Пусть, таких как я там очень много,
Но и мне ты дашь тепла чуть-чуть.

И глотнув, в безрадостность, кручины,
Покоряюсь измученной судьбе! —
Что с того, что есть такой мужчина,
Кто ночами грезит о тебе!?
……………………………………..
Закрой очи свои на минутку,
Чтобы суд справедливый вершить
Это так… безобидная шутка, —
Мне хотелось тебя рассмешить.

Всё сказано без слов доходчиво и хлёстко,
Всё сделано без дел – сомненья больше нет!
Остался позади опасный перекрёсток,
И кто-то по нему прошёл на красный свет.

Без тормозов, без прав на красный свет! … Но кто же?! —
Мотор взревел… рванул… и не расти трава!
Но почему-то ум не хочет и не может,
До сердца донести, что молодость права!

Мой длинный, чёрный строй пощёчин и падений,
Пополнился ещё и стал куда длинней,
Безжалостной рукой, мой недруг – Чёрный Гений,
Мне преподнёс урок чернее и больней!

«Ты на себя взгляни!» – взглянул. И что я вижу? —
Как первый зимний снег белеет голова!
Люблю ли я себя? … Нет! … Больше ненавижу! —
И только потому, что молодость права…

И вижу, что во мне пустой избыток спеси,
Воздушные дворцы да зыбкие мечты,
Но я ещё парю в лазурном поднебесье,
Куда своей рукой меня швырнула ты!

Падение вот-вот… и… я кричу, вдогонку:
«Я разобьюсь! – Спаси! – Помилуй и прости!».
В ответ: «Ты подстели, глупей меня, девчонку,
Быть может, ей тебя, захочется спасти»!

«Ах, что ты говоришь, так дерзко и цинично!
Я только о тебе, зачем такой настрой?
Тебя люблю… тебя! Другое всё вторично…
Нужна мне только ты! Не нужно мне другой!».

Я много потерял, но я надеюсь, всё же,
Хотя разрыв с тобой болезнен был и жгуч,
Хотя ты от меня на много лет моложе,
Подаришь мне сейчас надежды теплый луч!

Я задаю вопрос: «Моя ли и… была ли?» —
И я прошу тебя: «Давай не тратить слёз! —
Мы в шутку про любовь сценарий отыграли,
Ну а сейчас… я жду… готов играть всерьёз»!

Храп лихих лошадей, в этой гонке пьянящей и дикой,
Там ревела толпа и вещала жокеям побед!
Там трубач протрубил и назвал состязанье Великим, —
Чтоб остался в сердцах… не печальный, а радостный след!

Врос в седло человек, а в глазах устремленье и ярость —
Не щадить жеребца! – Лишь бы к финишу первым прийти!
Сентимент не в чести! – Здесь забыта к животному жалость,
Лишь потом, может быть, кто-то скажет тихонько: «Прости».

На полторса Гнедой! … Как стрела, как таран к общей массе, —
Иноходный галоп, как бальзам, на душе седока,
А в глазах полосой бегут вехи означенной трассы,
А в ушах – только гул и лоснятся Гнедого бока.

И жокей на Гнедом ликовал, как ребёнок счастливый,
И уже далеко. – От такого поблажки не жди!
Щекотала лицо ездоку шелковистая грива,
Остальных лошадей он оставил давно позади!

Но откуда? … Мой Бог! … Взялся этот предательский камень?!…
И споткнулся Гнедой – подвернулась на камне нога,
И от боли в глазах резануло, и вспыхнуло пламя,
И тут понял жокей, что он должен оставить бега!

Но Гнедой не сошёл, а отнёсся с презрением к боли,
Только сонм лошадей скользил медленно мимо вперёд,
И хотя он вложил в свой галоп много силы и воли,
Знал, что он проиграл, и что первым уже не придёт.