Илья Ицков - Остановиться, оглянуться… (Поэтический дневник)

Твой гостиничный номер закрыт.
Две зимы пробежало, три лета.
Прохожу – чья-то лампа горит,
И ещё далеко до рассвета.

Рифмы беглые ищут тайник,
Где оставлено главное что-то:
Фолианты прочитанных книг
И Сикстинской причудливый шёпот;

Наважденье кронштадтского дня,
Пруд Россетти, и тихая полночь,
И старинный фонарь без огня,
И бокала тосканского горечь.

Ничего не дано повторить,
Даже встречи понятную зависть.
Только штору едва приоткрыть
Да стихами себя позабавить.

Неслышно и легко
Повалит минский снег
Густою пеленой,
Прилипчивой капелью,
Неслышно и легко
Уже знакомый смех
Исчезнет во дворах
Под белою метелью.

А было ли вчера
В зашторенной мольбе,
Где суток странный миг,
Нелепо исчезая,
Всё возвращал к тебе
И исчезал в тебе,
Не дожидаясь слов,
Значенье повторяя.

Да, всё придумал я:
И улиц разворот,
И минский старый дом,
Твои шаги в подъезде;
Почти, как у Моне,
Кромешный снег идёт…
И беличьи следы
В заутренней надежде.

Сухая прошлогодняя листва, —
В том сентябре ты на неё ступала
И что-то ненароком повторяла
Про старый храм, молитву, острова.

Тебя я останавливал, а ты
По осени, как будто по теченью,
Пыталась добежать до темноты,
Где грезилось забытое спасенье.

Здесь никому не сбудется догнать,
И по листве, от мира уходящей,
Я продолжал неистово шагать,
Пытаясь всё застать тебя вчерашней.

И будто в назиданье грянет гром,
И молния тот Дантов круг очертит,
Где мы на миг случились в круговерти,
Настаивая каждый на своём.

А что засим? – Багрянец, свежий след,
И утро всё прохладней, всё иначе.
И осени давно угасший свет
Листвою прошлогодней обозначен.

Не выйдешь из этого парка,
Не выйдешь.
Себя не услышишь, других
Не увидишь.
Но вот одиночество рвётся
Наружу,
В высокие сосны, январскую
Стужу.
К Чудским островам и глазам
Терпеливым,
Где утро и город, как сон,
Молчаливы.
Лишь дождь постоянно грозою
Тревожит.
И день, словно жизнь,
Так мучительно
Прожит.

Открытки в тихой лавке букиниста.
Начало века: чьи-то тайны, мысли…
Затерянная истина проста
Так искренне, печально и наивно.
А за окном рассеянные ливни,
И жизнь, как будто с белого листа.

Скребется мышь по полкам
Января,
Съедая нерастраченное лето.
Лишь крошки встреч – последняя
Примета —
Сметаются. Усталая заря
В бревенчатые истины уткнулась.

Метели вдруг осиротели,
Земля пошла на новый круг.
Валторны голосом свирели
Весну произносили вслух.

Заведомо знаю, что будет:
Придут незнакомые люди,
Родные на стол соберут…
Утрата наотмашь ударит,
И боль ничего не исправит,
Пропущенных лет не подарит
Отмеренный Богом маршрут.
В заведомо праведной притче
Свое откровение вычтем,
Уже не пытаясь сложить.
И нету мирских привилегий,
И падают «белые снеги»,
И хочется, хочется жить…

У зеркала, как тень, мой непокорый лик,
И маятник за мной кивает мне украдкой.
Качаются дома, меняются дожди,
А мне из облаков на землю пересадка.

Я слеп, я глух, я нем, я страшно сиротлив.
Душа моя юна, а возле лет – осколки.
Я к зеркалу ползу – ещё немного сил,
Ещё немного лет и дней иного толка.

И, кажется, король, а сзади – шлейф шута.
И, кажется, кричу, но голоса не слышно.
И кажется, что жизнь давно уж прожита,
И на стене ружье, но не раздался выстрел.