Михаил Трещалин - Я не просто грустен, я – февраль. Стихи, поэмы

Был Давыдов ростом малый,
И не вышел он лицом,
Но притом был славный малый,
Был, поверьте, молодцом.

И скажу я вам по чести:
«Много подлости видал,
Но своей дворянской чести
Никому он не продал».

Пусть он не писал романы,
Но от чудных тех стихов,
Начиналися романы
Пра-пра-бабок и дедов.

Их читайте, молодые,
И от тех горячих слов
Вспыхнут души огневые
Жаром давних биваков.
Бологое 1987 г.

Пахнет черемухой душно и нежно,
Застит глаза белоцветье святое.
Всюду пространство лежит безмятежно,
Скоро гроза – омовенье земное.

А на душе хорошо и светло,
И ни малейшего нет огорченья.
Западный ветер несет мне тепло.
Ах, как хмельно в голове от цветенья…

Майские грозы напоят хлеба,
Травы воспрянут – не скоро морозы.
Приторно-сладко запахли луга,
В их аромате застыли березы.
Бологое 1987 г.

Август. Сливы, помидоры,
Травы в росах по утрам.
Где-то есть большие горы,
Но не здесь, скажу я вам.

Здесь туманы на озёрах
Тихо спят и видят сны.
Грусть в случайных разговорах:
«Очень долго до весны».

Скоро первых уток стая
Дружно полетит на юг,
Но с собой, не приглашая
Никого, любезный друг.

По борам и по ледянам —
Всюду белые грибы.
Пробежишь по лесу рано,
Не ищи другой судьбы.

И кончается навигация —
Вот такая у нас ситуация…

Бывают минуты слабости,
Когда вспоминать мне хочется,
Годы той чистой радости,
Где имя бывает без отчества,

Но время неумолимое
По жизни меня уводит,
Оно все бежит, незримое,
И годы уходят, уходят.

Носило меня по России,
Великой и необъятной,
И жизнь была то счастливой,
То трудной, то непонятной…
Родная моя сторонка,
К тебе так душа стремится,
Стоит там кривая избенка,
Которая с детства снится.
Бологое 1987

Не физик я и, в общем-то, не лирик,
Скорей, во мне бурлит шальная кровь,
Но счастлив я, поскольку в этом мире
Живет большая чистая любовь.

Люблю морозы я и воющую вьюгу,
Июльский зной и неба синеву,
Я с юных лет люблю свою подругу,
Люблю, люблю и этим лишь живу.

Люблю я птичий гам и благодать рассвета,
В лесной тиши люблю искать грибы,
Грозу люблю в жару, в начале лета —
Не может лучше быть вот этакой судьбы,

Люблю детишек, брата, мать, Россию,
Люблю сидеть у озера с удой.
С такой большой любовью я осилю
Все трудности, что посланы судьбой.

Но не люблю я трусость, ложь и хамство,
Невежество ужасно не люблю,
Всего же больше ненавижу пьянство…
Души порыв – вот это я ценю.

Уже под сорок мне, я много видел в мире,
С любовью всю страну изъездил поперек.
Я счастлив, и всегда в любой моей квартире
Горит любви неугасимый огонек. Рязань 1987 г.

Денис Давыдов был гусаром,
И это все известно вам.
Он саблею одним ударом
Разил врага напополам.

Но это что за наважденье:
Он пил, любил прелестных дам,
Имел, представьте, увлеченье…
Мог двинуть в гневе по зубам.

Но все прошло, как дождь из тучи,
В наш век, как видно, не по нам
Рубать врагов рукой могучей
Сплеча наотмашь пополам.

Что до стихов —
Здесь есть поэты,
Те, что из рода простаков,
Творят по-разному куплеты —
Для чудаков…

А чудаки – они все те же
Во все века, во все года,
Нет, не исчезнут – есть надежда,
А остальное – ерунда.

Денис Давыдов был поэтом.
Кто не читал его стихов?
Он сочинял свои памфлеты
Для чудаков…
Бологое 1987 г.

Простая арифметика —
К чему мне энергетика,
Заводов шум и дым?

Тепла немого надо бы,
Иметь бы друга рядышком
Да быть бы молодым.

Но как-то так случается,
Что молодость кончается.
Жизнь летам счет ведет,

Но кое-что сбывается,
Из памяти стирается…
Летит за годом год.

А в нашей жизни прошлое
Лишь помнится хорошее,
А не раздоров плач.

Простая арифметика —
К чему мне энергетика,
Ведь чаще нужен врач.
Бологое 1987 г.

Этот поезд скоростной
Гнал меня домой, домой.
В тишину озер твоих —
Глаз знакомых, дорогих.

Там шумит зеленый бор —
Наших деток разговор…
Сонечка и Ванечка
Папу ждут, как праздничка.

Не длинна была разлука,
Но скучаю: вот ведь штука,
Я в столичной маяте
По глубинке-простоте.
поезд Москва – Ленинград 1987 г.

Над нашим захолустным городком
Встаёт холодный, северный рассвет,
И потянуло лютым ветерком,
Как будто с полюса до нас дошёл привет.

Вот кромки туч лохматых, снеговых
Оделись в нежно-розовый туман,
И солнца зимнего скупой дрожащий луч
Пробился с робостью сквозь снега океан.

А я мечтаю о большой воде,
Что отражает дивный летний зной,
И синеву, где места нет беде,
И цвет ромашки белой полевой.

Увы! Зима царит в моём краю.
Восход здесь превращается в закат.
Я рыбаков замёрзших узнаю,
Тех самых, что над лунками сидят.

А я мечтаю о большой воде.
Мне непременно нужен летний зной.
Я думаю о всякой ерунде:
О солнце, о ромашке полевой

И о волнах, волнах, волнах, волнах,
Что наполняют душу до краёв,
И так желанных западных ветрах —
Вот в этом счастье скромное моё.

Хорошо бы нам, как в детстве,
Жить одной большой семьей
Вместе с мамой и сестрой,
Братец мой.

Хорошо бы с песней старой
Посидеть у самовара
Вместе с мамой и сестрой,
Братец мой.

Чтобы песня, как бывало,
Детство нам напоминала,
Нам, и с мамой, и сестрой,
Братец мой.

Чтобы с песнею негромкой
Жены сели бы в сторонке
Вместе с мамой и сестрой,
Братец мой.

Рядом детки в уголке
С пирогами в кулаке.
Сынок рядышком с сестрой,
Братец мой.

Пели б, слушали, чай пили
И друг друга все любили
И не ссорились с сестрой,
Братец мой.