Михаил Трещалин - Я не просто грустен, я – февраль. Стихи, поэмы

Еще вчера был снег да снег,
А к ночи вдруг пустился тихий дождь.
К утру он вымыл розги красных верб,
Вонзился в лед тропинки, будто гвоздь.

Дохнуло черным паром все вокруг.
Болотце замочило берега.
В его разливе скрылся низкий луг.
Блестит на ветке капля, как серьга.
Забредил звоном капель мокрый лес.
Повсюду слышно только: «Динь-динь – динь»
И даже в чаще снег почти исчез…
Вот-вот сквозь тучи вдруг проглянет синь.

Хотя февраль не сдал свои права,
Он что-то проглядел, чудак седой…
В хмельном веселье кружит голова,
Чу, всходит робко стебель молодой.

Как дышит благодатью капель звон,
Что шепчет он сквозь ситечко дождя?
Я слышу! Я по-прежнему влюблен:
«О, Русь, как я люблю тебя!»
Бологое 1990 г.

А почему? Да потому,
Что был солдат бумажный.
Б. Ш. Окуджава

Бологое 1990 г.

Средь бесконечной маяты
Забот, грехов,
Из года в год цветут цветы,
Кричат без слов.

Они кричат о красоте,
О праве жить,
В красноречивой немоте:
«Любить, любить…»

Морозом полыхнет метель,
Их бьет озноб.
Зима закрутит канитель —
Везде сугроб,
Но солнца вешние лучи
Разбудит грач.
Кричи, подснежничек, кричи,
Ликуй, не плачь.

Не плачь, что год сменил другой,
Что мчится жизнь.
Твой цвет небесно-голубой
Велит: «Держись».

И пусть в сединах борода,
Так то – пустяк.
Пришла весна, ушла беда,
И тверд мой шаг.
Бологое 1990 г.

Предновогодней кутерьмой
Скупых улыбок, поздравлений
Прощался старый год со мной
Без грусти и без сожалений.

И грянул новый год хмельной,
Объял меня своим дурманом,
Волнистой, мутной пеленой
В своем застолье окаянном,

А следом дребеденью дел,
Нахлынувших водоворотом,
Пришел опять рабочий день,
С похмелья, обливаясь потом.

Но странно так, хмельной дурман
Очистил душу от сомнений.
Покоен мыслей океан.
Во мне проснулся добрый гений.

Я полон сил, надежд, забот,
В сочельник полон покаянья,
Надеюсь, что удача ждет,
И все исполнятся желанья.

Жаль, а так надо бы, увы,
В день светлый Рождества Христова
Сюда не явятся волхвы,
Чтобы прославить Божье слово…
Бологое 1990 г.

Я спал, а скрипка ворожила
На длинной радиоволне,
И мне пригрезилось так живо:
Ты тихо улыбнулась мне.

Я спал, а скрипка бушевала,
Вспенив Вселенский океан.
Мне так тебя недоставало,
И сердце мучилось от ран.

О, скрипка, скрипка, пой же скрипка,
Продли мой нежный, сладкий сон.
Гляжу: везде твоя улыбка,
Она вокруг – со всех сторон.

Замолкли звуки. Тихо стало.
Пора опомниться от грез.
С тех пор прошло ночей немало,
Довольно смеха, меньше слез.
Москва 1990 г.

Недостает мне только тишины,
Незыблемой, как льды на полюсах,
Так не хватает русской старины
И бригантин на полных парусах,

Речей мне не хватает без вранья,
Бессонницы предутренней порой…
Совсем не каждый годен мне в друзья —
Февральский ветер – вот приятель мой.
Бологое 1990 г.

Тишина – явление могучее,
Ничего нет краше тишины,
Жаль вот, сердце больно невезучее,
Звуки день и ночь ему слышны.

Тишина – союзник одиночества
И собой являет Божий дар.
Для меня союз сей, как пророчество,
Без нее все – хаос и кошмар.

… … … … … … … … ……
… … … … … … … … ……

Тишиною ясной, как зарница,
Мысль блеснет – успеть бы записать,
Не везет мне: дочка-озорница
Спрятала и ручку, и тетрадь!

Но ведь было: в плотной, как отчаянье,
Влажной непроглядной тишине
Мы друг другу подарили чаянья —
Свою верность, я тебе, ты мне.

Бологое 1990 г.

Я-то вовсе не по-бабьи,
А по-своему люблю,
И от той осенней свадьбы
Многое перетерплю:

Черт с ним, пусть не будет денег,
Пусть в квартире холода,
И в конец истерся веник,
Пусть – все это не беда.

Да и ты, худой и сивый,
Нет уж тех кудрей-волос.
Для меня ты тот же, милый,
Хоть и бородой оброс.

Между нами перемены
Прежде не было, и нет,
Нет, и не было измены
С давних пор, до этих лет.

Знаю: я всегда желанна,
Тихий ты, и я молчу.
Лишь бы не было обмана,
В нем конец. Я не шучу.