Сергей Редков - Эхо вдохновений. книга вторая

Озябшая луна вцепилась в небо,
А ночь черна как бархат, как смола.
Пурга все звёзды начисто смела,
Лохмотья туч кривляются нелепо,
И скрюченные ветви говорят
О том, что мир морозами объят.

Не дай вам бог остаться без приюта
В такую ночь, когда зима, ворча,
Колючек снежных достаёт колчан
И метко целит в шею ветром лютым,
Дерёт за уши и вгоняет в дрожь,
А на усах и бороде – ледышек брошь.

Становится понятно: счастье – это
Не звон монет, не почести, не власть,
Не слава, не могущество, не страсть,
Которая ведёт к плодам запретным.
Нет! Счастье – это тёплая постель,
Когда за окнами свирепствует метель.

Ударит вьюга. Двор заледенеет.
Снежинки в поле бросят якоря.
Покажется, что в мире нет длиннее
Ночных минут в начале января.

В избе темно. Лишь свет луны из окон
Квадратом тусклым стены серебрит.
И Млечного Пути межзвёздный локон,
Рассыпавшись, над сёлами парит.

Трещат дрова. Собака где-то лает.
Сельчане захмелевшие галдят.
В такое время девушки гадают,
А ведьмы – на метле летать хотят.

Лишь в этот час вся сказочная нечисть
Слетается на праздник в центр села.
Ведь человек, от лютой стужи прячась,
Не совершит сегодня много зла…

Лучом прожектор небо сшил,
Опять бомбёжки вой…
А не пора ли нам решить
Проблему вечных войн?

Настроить снежных крепостей
И налепить снежков —
Кипят сраженья всех мастей!
Всем жарко и смешно.

Не слышно плача матерей
Над прахом сыновей.
Никто не гибнет, но, поверь,
Бывает здоровей.

Метнул снежок иной храбрец
В противника… Бог мой!
Но снегом раненный боец
Живым пришёл домой.

Вернулся с битвы «ветеран»,
Пальтишко снял с плеча.
Стряхнул следы от снежных ран,
Горячий выпил чай.

Кто был сражён – тот будет жить
И род продолжит свой…
Я думаю, пора решить
Проблему страшных войн.

А если весна не придёт?
А если зима станет вечной?
И вместо цветения – лёд
Нам всем до конца обеспечен?

Не будет клубиться парок
Из брюха уставшей котельной.
Друзья не зайдут на порог.
Покроется мехом всё тело.

Голодный, замёрзший сатир
Забудет про спорт и концерты.
Лишь печка в пещерах квартир
Культурным останется центром.

Не нужен ни банк, ни спортзал —
От голода станешь ты стройным.
Ничья не прольётся слеза —
Забудутся тяжбы и войны.

Последняя мебель сгорит.
И, кутаясь в клочья одежды,
Ты скажешь, что «жизнь – победит!»
Ведь как же прожить без надежды?

Замёрзли в часах даже стрелки.
Оконное зябнет стекло.
Ни шуба, ни баня, ни грелка
Твоё не заменят тепло.

Сердечко твоё, как лампадка,
Мерцает во мраке ночей.
И греет меня – вот загадка! —
Не хуже полсотни печей.

Прошу тебя, только не гасни.
Как звёздочка в небе, гори.
А утром – расскажет нам басни
Морозный румянец зари…

Звонкое солнце слепит снежной крошкой,
Шагом хрустит хрупкий наст.
Поземь над полем дрожит белой мошкой,
Скачет, скользит по зиме дикой кошкой
Лыжник – румян и вихраст.

Тонут в бездонных сугробах мальчишки,
Девочки – в шапочках с мехом.
Смяты тетрадки, заброшены книжки;
Дней беззаботных шальные излишки
Льются подстуженным смехом.

Воткнуты в шею мороза колючки,
Словно сосулька – нос.
Вьюга – метели послушная внучка,
Тянет ко мне ледянющие ручки…

Ух! Еле ноги унёс!

Я лыжи полюбил,
признаюсь вам, не сразу.
Не сразу полюбил
скольжения полёт.
Никак понять не мог
невинный детский разум
Зачем к ноге доска,
когда бежишь вперёд?

Мне тренер говорил:
«Отталкивайся резче!»
«Здоровье укрепляй!» —
твердила мне родня.
А я всем возражал:
«Ходить ногами – легче!»
Но бегу посвящал
всё утро и полдня.
Я падал. Я вставал.
Вставал и падал снова.
Я с горки прямиком
летел в колючий куст.
Но тело закалял
такой режим суровый.
Я бегал. Я взрослел.
И стал входить во вкус.

А что, дорогу в жизни
мне выбирать не надо:
Дорогу мне укажет
двуствольная лыжня.
Вокруг меня картины
заснеженного сада.
Красивый и здоровый
бегу куда-то я.

А надо мною – солнце!
И розовое небо!
И розовые дали
алмазами горят.
Ногой – туда-сюда —
скольжу, подобен Фебу,
И лыжницы румяные
горячий дарят взгляд.

Я радовался долго.
Но время – тоже лыжник:
Всё чаще обгоняет,
мой пьедестал круша.
И вот уже другой
в костюме ярко-рыжем
На пластике скользит,
держа коньковый шаг.

И вот уже ему
горит закатом небо,
И для него теперь —
алмазов яркий свет.
Теперь, увы, не я,
а он подобен Фебу,
И лыжницы не мне —
ему глядят вослед.

Я бегать перестал.
Читаю каждый вечер.
Порою зимним лесом
любуюсь из окон.
«Ни торжество побед,
ни боль утрат – не вечны» —
Сказал Екклесиаст.
Такой вот, блин, закон!

Строение леса выше
И спуск нескончаемо длинный.
Промчался ракетою лыжник —
Он прыгает смело с трамплина.

Он ввысь воспаряет, как птица,
Носки своих лыж в небо вперив.
Ему бы пора приземлиться,
Но тренер сказал ему перед:

– Безнравственно, слышишь, паденье!
Не смей возвращаться на землю,
Когда в голове твоей – деньги,
И прочие страсти не дремлют.

И внемлет напутствию лыжник,
Забыв про интриги и плутни.
Взмывает всё выше и выше.
Теперь он – ещё один спутник.

А если где грех происходит,
То лыжник уходит с орбиты,
И палками суд производит,
И грешник лежит, весь побитый…

По жизни – словно на коньках:
Чуть перевесит что – и… Ах!
Всех восхищает наш полёт
Вниз головой на скользкий лёд.

Ушиблись больно – поднялись
И мыслью устремились ввысь.
Летим, от радости визжим…
Хлоп! Снова на спине лежим.