Борис Орехов - Башкирский стих XX века. Корпусное исследование

Ср.: «У нас, башкир, как и у других, родственных нам народов, есть неоспоримые права на наследие древней и средневековой тюркской литературы, с которой у нашей поэзии многовековые связи» [Акманова 2009: 75].

Скобки в данном случае должны означать, что цезура внутри этой группы факультативна.

Имеется в виду сопоставленное в русской традиции разностопному ямбу использование в стихотворении строк неупорядоченной длины, аналогично понятию эркин ыр («свободный стих») в киргизском литературоведении [Рысалиев 1965: 61] и чачма шеир в уйгурском [Хамраев 1969: 101 и далее].

Про «узун кюй» см. также [Галяутдинов 1992: 32].

За заметным межнациональным антагонизмом в наблюдаемой научной риторике стоит, по всей видимости, конструктивистская интенция, о которой говорилось выше.

URL: http://ruscorpora.ru/search-poetic.html

URL: http://web-corpora.net/bashcorpus/

URL: http://www.versologie.cz/en/kcv.html

Вне ареала влияния персидской поэзии остались тюркские народы Сибири. Особой оговорки требует балкарская поэзия. Согласно [Бауаев 1998], влияние персидского аруза мы обнаруживаем не в метрике, а в строфике, и не на досиллабическом этапе письменной литературы, а в современный исследователю период.

Арабисты, следуя системе акад. И. Ю. Крачковского и проф. А. А. Ромаскевича, чаще выбирают этот вариант транслитерации термина (например, [Санчес 1968]), а тюркологи используют написание «аруз». Далее мы возьмём на вооружение это естественно сложившееся распределение и будем говорить «аруд» о системе стихосложения исходной арабской традиции и «аруз» – о персидском и тюркском стихе. Такое лексическое разграничение вполне оправдано: «Персы до такой степени видоизменили особенно структуру размеров аруза, что некоторые арузоведы, в том числе турецкие, характеризовали персидский аруз в отличие от арабского, как некую совершенно другую науку» [Джафар 1968: 29].

Примечательно, что таким же дискуссионным был вопрос о природе тюркского стиха уже в XX веке (см. об этом § 2.1). По всей видимости, такие методологические затруднения вызывает любая нетипичная с точки зрения субъекта описания система: тюркский стих воспринимался на фоне русскоязычной поэтической традиции, а арабский – на фоне других семитских, в которых господствует акцентная система (см. [Frolov 2007: 107]).

Образцовые / канонические тексты для любого непрофессионального читателя (обучающегося литературе школьника; читателя «классических» серий массовых изданий; зрителя, ориентированного на экранизации старых текстов) метонимически представляют историю национальной/мировой литературы как избранные имена «классиков» и избранные тексты. Сам механизм селекции может быть описан либо как результат институционального отбора , либо как следствие имманентных свойств текста [Вдовин, Лейбов 2013: 8].

Заметим, что, согласно подсчётам Д. В. Фролова, мадид представляется редкостью и в арабской поэтической практике, где доля стихов, написанных этим размером, колеблется в пределах 1‒3 % [Фролов 1991: 171‒184].

В [Родионов 1992: 141] показано, что открытые и закрытые слоги правильно чередуются даже в «Парусе» М. Ю. Лермонтова.

О полноте охвата материала использованным методом подсчета можно судить по анализу текстов М. Акмуллы. Из 66 стихотворений только четверостишие «Һауаланма атаңдың байлығына…» было определено как написанное метром аруза хазадж-и мусаддас-и махзуф, остальные характеризованы как силлабические. Ср. [История 2007: 252‒253].