Елена Ликанова - Сотворение мира

Питеру Гринуэю

Движения скованны, ломки и кратки,

Злой ветер мне скомкал еловые лапки…

Ни облачка нету на небе, ни лодки

В кустах… только дядя в военной пилотке

Устало бредёт, голосами влекомый…

Он из лесу вышел…

Я вышла из комы.

г-ну Подольскому

«Кто ты теперь – ты иль я?»

Он отвечает: «Илья».

Какое странное эхо —

Смех как кусочки меха, —

Не поперхнуться бы,

Не задохнуться,

Быть

Тем, кого он назвал,

Иначе может надуться.

Кто я теперь? – неба тля,

Белая мушка

На прозрачной щеке,

Мне бы теперь

Быть не для

Него,

Но он любит игрушки.

«Кто ты такой?»

Но он, как орех за щекой,

Отвечает ворчаньем,

Мой язык, как Сизиф,

Перекатывает его,

Чтобы вновь оказаться в начале.

Сегодня с неба падает

На землю кокаин,

Выделываю па да и

Рыдаю, словно Каин,

Ищу в тумане месяц,

Чтоб вынимал он нож,

Кружу себя на месте,

Но мне поверит кто ж?

И тело, словно дверцы,

Распахиваю – «Режь!»

А он, не видя сердца,

Мне отвечает: «Где ж?»

Где дом стоял из льдины,

А в нём огонь мерцал,

Там тот меня отринул,

Кто раздавал сердца,

И я застыл, как хлопья

Холодного белья,

И я себя захлопнул,

Но был ли это я?

Бегают быстро, словно ищейки,

Мысли пустые в поисках пищи,

Дождь поливает землю из лейки

Иль из ведра с прохудившимся днищем.

Цепью прикован справа и слева,

Я растянулся, как голенище,

И бестолково тянутся к небу

Руки мои, длинней чем у нищих.

Вправо иду, словно кот я учёный, —

Песни пою и роняю поклоны,

Влево иду – за спиной своей чёрной

Слышу железные звёзд перезвоны.

Светит Луна, как консервная банка,

Её к моему привязали хвосту,

Вместе со мною она арестантка

В моей новой жизни на новом посту.

Мне свет горел – неясный, одинокий,

Но я пути себе не осветил,

Была река, но я воды не пил

Из той реки и чистой, и глубокой,

И голос мне таинственный шептал,

Вонзая в сердце страшную тревогу,

Явился Бог – я не узнал и Бога,

Его руки я не поцеловал.

Повернись и просветлей,

Рассыпься гололедицей

Под ноги задумчивым утренним женщинам,

Шепни прикосновеньем

Бледной Медведице

Звёздных полей,

Что снежинка – тонкий, зябкий коралл,

Восемнадцатиструнная сонная лира,

Изделие ювелира,

Который загадал.

В Бекингемском дворце,

Проходя через залу,

Ты увидел королеву…

Под взглядами чопорных предков,

Налепленных на стены тестом,

Она указала тебе твое место:

«Великолепно!

Это приятная новость,

Что заморские гости

В минуту оплошности

Не теряют достоинства!»

Сегодня в полдень

Я карлицей любуюсь,

Старушкой гнойной,

Застенчиво фигуру за фигурой

Свиваю вкруг неё,

По площади кружась…

Она под нос себе ругательства бормочет,

Хихикает и кажет зуб гнилой,

А я молчу,

В сопливый кулачок

Сжимая свой наивный ужас,

Молитву сотворяя горячо.

Вертикалью ресниц

Отшлифована зоркость,

Кто-то падает ниц,

В ком-то пестуя подлость,

Без особых причин,

Как набравши воды в горсть,

Ты остался один —

Сам хозяин, и сам гость.

Всё затихло окрест,

Только веток сухой хруст,

Может, это твой крест,

Может, это твоя грусть,

Запирайся в дому,

Не пускай сам себя в лес,

Хорошо одному —

Бог не выдаст, свинья не съест.

И рука – не река,

Хоть похожа – ну, точь-в-точь,

А стакан молока

Опрокинут уже в ночь.

В пыль и пух облака,

И не видно вокруг ни зги…

Не проснуться никак,

У молочной уснув реки.

Я ворвался без стука,

Злой гений сидел на окне

И смотрел безучастно,

Обхвативши руками колени,

Он немой соучастник,

Но время сдувает пыльцу

С его бархатных крыльев,

Желания сводит на нет,

И, уняв моё сердцебиенье,

Продолжает движенье к концу.

Жизнь припасённою рогаткою

Тебе грозит из-за угла,

Ты весь, недлинный, как и-краткое,

Легко читаешься с листа.

Своим страданьем упоённый,

В плену хрустящей пустоты,

Ты растекаешься по клёну,

Роняя жёлтые листы,

А клён стоит, как идиотик,

Слегка ветвями шевеля,

С себя пускает вертолётик

И говорит ему: «Оп-ля!»

Я в вертолётике кружу,

Вслед за тобой – ты приземлился,

Но я тебя не нахожу —

Ты весь пролился, весь пролился!