Владимир Кириллов - Конгломерат

Он плавал по лужам отважно,
В любую погоду ходил
Один пароходик бумажный —
Ни якоря, ни ветрил.

Но очень хотелось на волю
К неведомым землям уйти,
Скользить в океанском просторе,
Прокладывать грудью пути.

И как-то подул свежий ветер,
Кораблик забился в струе,
И гонит его на рассвете,
И крутит в журчащем ручье.

Но трубы бумажные гордо
Торчат над кипящей водой,
Ведь он направляется к норду,
Захваченный быстрой рекой,

Выходит в открытое море,
Промокшим бумажным листом…
Он встретится с бурею вскоре.
И может быть выдержит шторм?!

Открылась истина вчера.
Я шёл домой, спеша,
Природа пахла и цвела,
И ластилась душа,

Вокруг, приветливо смеясь,
Роилась детвора,
Тогда почувствовал я связь
Насилья и добра.

Так мало для баланса сил
Условий и причин:
Кто много плакал и просил,
Тот выпал из мужчин,

А кто сражался до конца
Без слабости в руках
И не терял в пути лица,
Тот прав или неправ?

Добро и зло не разделяй,
Коль не хватает зла,
Его погуще разбавляй
Приправой из добра.

А где же истина, постой?
Вы вправе вопросить.
На это есть ответ простой:
Без истин можно жить.

Снял ауру в прихожей,
А карму – в ванной,
С калашнорядной рожей
Явился к вам я.

А вы диван примяли
Излишней статью,
Венерою сияли
Почти без платья.

И оказавшись в сфере
Небесной блажи,
Я плотно запер двери
И стал на страже.

А что же вы хотели
В мои-то л е та?
Астрала в этом теле,
Давно уж нету.

Давай накатим по рюмашке —
Все три украинца и я,
И правда, родились в рубашке,
А может, в вышиванке, тля.
Не проще ли – в косоворотке,
Какая разница, скажи,
Горилки выпить или водки,
Чтобы поверить в миражи?!

Скорее, в глаженой толстовке
С аксессуарами в носу,
По одному прошли по кромке
В давно прифронтовом лесу.

Но если разделить не в силах
Запретный (кем запретный?) плод,
Давай расстанемся красиво
Или легко, наоборот.

Зачем Америка России?
Хоть мы противники насилья,
Но всё же, если будет надо,
На ноль легко помножим НАТО.

В Китае, иже Поднебесной,
Юаней много, только тесно.
Зачем развязывать войну?
Уступим лучше им Луну.

А заодно поближе к Солнцу
Расселим, наконец, японцев.
Чтоб на Земле вольготней стало,
Вернём всех ариев Уралу,
А на безлюдном Индостане
Красивый космодром поставим…

Да сохранятся на планете
Зулусы, русские и дети!

Однажды… Нет, намедни,
Когда приходит срок,
В заутреню, к обедни
Ответишь свой урок.

И вспомнишь всё, что было
И не было с тобой,
Обглоданный обмылок,
В последний вступишь бой.

Когда итог – не сумма —
Случившийся баланс,
Когда и фора – умным,
И подвиг – не про нас.

Пройдёшься по канату
Совсем, как в шапито,
Но на полу не маты,
А старые пальто.
И если вдруг неверен
Хотя бы первый шаг,
То цирковые звери
Сбегутся на аншлаг.

Поэтому кумекай,
На что потратил пыл:
Остался человеком
Или всего лишь – был?

На краю Ойкумены,
На границе стихий,
На задворках Вселенной
Возвели монастырь.

Там селились монахи
Всех религий Земли,
Оставляя на плахе
Убежденья свои.

Принял жертву такую
Высший Разум, как дань,
И над миром, ликуя,
Распростёр свою длань.

Но без Веры и Силы
Люди жить не смогли.
Монастырь развалили,
А монахи… ушли.

Были греки маленького роста —
Метр сорок, может, полтора,
Но зато могли легко и просто
Бегать по взлохмаченным горам;

Диск и дротик хорошо метали,
Мастерски сражались на мечах;
Разбирались в камне, и в металле,
И в гончарном круге, и в печах;

Довели почти до совершенства
Множество ремёсел и наук;
Научились достигать блаженства
Без затей, без подвигов, без рук;

Даже генофонд по ойкумене
Распылили, чтобы не пропал;
И не опускались на колени,
Если кто-то их и воевал;

Обожали мудрость и искусство,
Только вот с рабами подвели…
А теперь без них темно и пусто.
Да и были ль греки у Земли?!

В избе горел притихший свет,
Стояли по углам мужчины,
Держали свечи и лучины —
Им вместе было двести лет.
И стол из струганной осины,
И гроб, затянутый в глазет.

А в нём Прекрасная Елена.
Её уснувшие черты
Хранили отзвук красоты,
Лишь на губах застыла пена.
Ведь жизнь не терпит пустоты,
И смерть приходит ей на смену.

Когда придёт тот скорбный час,
Когда терпеть уже нет силы,
И дух не вырытой могилы
Поселится без спроса в нас,
Будь мы послушны, будь строптивы,
Но прозвучит вдруг трубный глас.

И опять я стою на развилке
Трёх желаний и трёх дорог.
И разбросанные опилки
Пристают к подошвам сапог.

Как мечтал я дойти до сути
Не Вселенной, так бытия,
Чтобы жили простые люди
Мирно, праведно и любя!

И хотелось оставить заметный,
Ощутимый, как вспышка, след.
Пусть он будет не межпланетный,
Но согреет одну из планет.

А ещё я желал недетских,
Обжигающих плоть, страстей,
От которых некуда деться,
Как от пьяных стоящих гостей.

Сколько ж я истоптал тропинок,
Выбирая лишь трудный путь!
Сколько ноги лечил и спину,
Чтобы только с него не свернуть!

Но стою я опять на распутье
Тех желаний и тех дорог.
И зачем-то решаю, шагнуть ли?
Видно даром прошёл урок.

На окне сидела кошка,
Ела с блюдечка морошку —
Очень клёво есть морошку
У открытого окошка.
На карнизе птичка-крошка
Била зёрнышко горошка:
Подолбит, помедлит трошке,
Подолбит ещё немножко
(Каждый знает, что горошина,
Разве приведёт к хорошему).

На стекло упала мошка
И смешно скользнула ножкой,
Но завидев птичку-крошку,
Перепрыгнула на кошку.
Солнце светит понарошку,
Будто бы на небе брошка.
На земле стоит лукошко.
Пахнет сеном и окрошкой.
Ну, такая благодать,
Что тебе ни дать ни взять!