Владимир Кириллов - Конгломерат

Мы шли, не ведомо куда,
Не зная, не спросив.
Ручьями талая вода
Изранила массив.

Мы песни рваные как стон
Горланили, крича,
Когда на нас со всех сторон
Слетелась саранча.

Пока рука держала меч,
Был каждый словно зверь.
Не видел свет подобных сечь,
А тьма – таких потерь.

И пили мы на брудершафт
Живую кровь, кто смог.
Почти космический ландшафт
Лежал у наших ног.

Но лишь о тех, кто жизнь свою
На время сдал в ломбард,
Слагает мифы во хмелю
Седобородый бард.

Я растворился в кресле у камина,
Где пламя лижет дров сухих шалаш.
На полке глиняная балерина
С улыбкой, словно клоун Карандаш.

И мечется огонь животным многоликим,
Пытаясь на решётку налететь.
На мраморе мифические блики
Мистерией про жизнь или про смерть.

В ладонях прячется стакан со льдом и виски.
Трещат поленья, искры-светляки.
Сегодня мир вдруг стал до боли близким,
Почти как пальцы сломанной руки.

А в полудрёме тусклые фантомы
Плывут, как будто, в небе облака.
И я опять хочу разговорить Харона,
Смешного, в сущности, немого старика.

Приходят поздно здравые идеи,
Когда нет сил парить или летать,
Когда виски предательски седеют,
И койкой видится просторная кровать.

Но есть пожар, зажатый между стенок,
А значит, есть предел у пустоты!
И, может быть, остался от вселенной
Не только сладкий и приятный дым.

Он не боялся – дважды два —
Ни татей, ни воров,
Лишь опасался иногда
Румяных докторов.

И сердце нежное своё,
Чтоб кто-то не украл,
Надёжно завернув в тряпьё,
Под грушей закопал.

И тут же отступили страх,
Сомнения и боль.
Он стал отчаянным, как Гракх,
И хрупким, как Ассоль.

Стал жить привольно и легко,
А проще, без забот,
Ведь сердце храброе его
Хранил садовый крот.

Но не бывает без проблем,
Когда всё тип и топ,
Хоть веселился, пил и ел,
И мир сосал, как клоп,

А было грустно по утрам
На празднике зари…
Быть может, просто сердце там
Скучало без любви?

Всхожу ли я на берег влажный,
Где волны трутся о гранит,
Где над стволами змей бумажный
Орлом расцвеченным парит.

Брожу ли я тропой лесною
По жилам высохших корней,
Где тень соседствует с сосною,
Где воздух гуще, чем елей.

Сижу ли на холмах горбатых
Среди нескошенной травы,
Где пахнет юностью и мятой,
Где не укрыться от жары.

Везде, куда судьба забросит,
Налёт сомнения лежит.
А за спиной смеётся осень
И возбуждает миражи.

Мы все немножечко евреи,
Хотим мы этого иль нет,
Нас по пустыням Моисеи
За ручку водят много лет.
А мы по притчам Соломона
Сверяем мысли и дела —
Потомки славного Додона
И тех, что Сара родила.

Мы все немножечко с приветом,
По принципу «вопрос – ответ»,
И слепо следуем советам,
Забыв, что дан один завет.

Мы все немножечко с Востока,
Ещё не инь, уже не янь,
Но отдаляясь от истока,
Не понимаем: дело дрянь.

Мы все немножечко евреи,
Идя по скользкому пути,
Себя мы искренне жалеем.
Так нам и надо. Бог простит.

Пускай дотла сгорю в огне,
Пускай гореть я буду вечно,
Лишь только раз достанет мне
Лечь с самой роковой из женщин.

Пускай свистит жестокий кнут,
Врубаясь в плоти ком кровавый,
Коль я смогу хоть пять минут
Блистать в лучах всемирной славы.

Пускай гнилая пасть гиен
Без срока рвёт меня на части,
Когда познаю сладкий плен
Короткой абсолютной власти.

Пускай проказа обратит
В сплошной гнойник лицо и члены,
Лишь подержу аккредитив
На золото из всей вселенной.

Не страшен ад, а страшен рай.
Ведь, если даже не сумею
Хотя бы раз зайти за край,
Тогда зачем живу и верю?!

Иди, тебя никто не победит,
Иди смелей и ничего не будет:
Не будет мелочных обид,
Которых так боятся люди;

Не будет призрачных потерь —
Ты потерял уже, пожалуй,
Ту бронированную дверь,
Которая твой мир держала;

Не будет яда клеветы
И лицемерия не станет:
Давно забытые черты
Не возбуждают и не ранят;

Не будет солнца по утрам
И вечерами чая с мёдом;
Не будет тех глубоких ран,
Которых не излечишь йодом;

Не будет яростных боёв,
Когда друзья уходят строем;
Забудешь, что такое клёв
И как волчок внутри устроен…

И лишь вопрос: зачем идти?
Кому нужна твоя удача?..
А ива глухо шелестит
И над водой тихонько плачет.

На столбовой дороге,
Как раз у перекрёстка
Ломали людям ноги,
Кнутом стегали хлёстко.

И отбирали тут же
Все денежные знаки,
Детей валяли в лужах,
Кидали в буераки.

Когда вставали звёзды
И видели дорогу,
Свои скупые слёзы
Роняли понемногу.

Там до сих пор, приятель,
Не часто и не сразу
Находит вдруг старатель
Прозрачные алмазы.

Мне снился сон, обычный сон:
Семнадцать девственниц роскошных
На фоне моря и колон,
То, изгибаясь, словно кошки,

То, выпрямляясь, как шесты,
Вокруг меня играли телом,
И чувством, может быть, шестым
Я понимал – дойдёт до дела.

Но вдруг туман, потом гроза,
И тот же берег, но пустынный.
И мы стоим глаза в глаза,
В руках мечи, щиты на спинах.

Под ветра бешенного вой,
Под свист кружащихся песчинок
Вступили мы в смертельный бой —
Последние в стране мужчины.

Звенят булатные мечи,
И пузырится кровь на ранах.
Ещё удар, а враг молчит,
Лишь оседает как-то странно.

Повержен, но не мёртв злодей,
Пришедший отобрать свободу.
А мне кричат: «Убей. Убей!»
Кричат поля, леса и воды.

Кричит: «Убей!» – старуха-мать,
Кричат: «Убей!» – жена и дети:
«Он приходил, чтобы отнять,
И ты один теперь в ответе».