Влад Наум - СБОРНИК ГРЕХОВ

Я надеюсь на неделе
Оторвать свой зад с дивана,
Захватить его в Нью Дели.
А в Нью-Йорк пока что рано.
За компанию с Ирадой,
Прошвырнуться по Нью-Джерси.
По каким ещё Нью надо,
Я хромаю, в плане версий.

Её звали Лолой.
Её и сейчас так зовут.
И в жизни моей этой новой
она не участвует. Тут
уместности нет разговорам
про прошлое наших утех.
Меня звали Вовой,
ведь как-то назвали нас всех.

В далёкие годы
мы слушали «Lady in red».
Нам птицы на ноты
слагали: «Грядущего нет.
Есть здесь и сейчас лишь».

И что с этим делать – беда, —
бывает, напялишь
обратно на мысли года
и помни, как звали..,
по прошлому шаря как вор.
…Её звали Валей,
но это другой разговор…

Нет, я не жил хрестоматийно —
Экспериментов было много,
Но в этой жизненной картине
Христос материален Богом.
В ней мало классики; при этом,
Она не блещет колоритом.
И только рамка из багета,
Как издревле ведётся, сбита.
Ложись на амбразуру грудью
Хоть – мысли на автопилотах,
Что чей-то взгляд цепляться будет
Лишь за лепнину с позолотой.

Нет, живу не напрасно я —
Как бы прихоть не мучила,
Столько в мире прекрасного
Без «веления щучьего».
Птичью всякую дребедень
Слушаю я восторженно.
И на призрачный «чёрный день»
Ничего не отложено.

Жизнь не то что течёт себе
Без сучка, без задоринки.
Но дорожный велосипед
Я купил себе новенький —
От «Шимано» детали, и
Так, как надо, раскрашен он.
Расширять горизонты с ним
Будем города нашего.

Наотрез отказались от осени птицы
И без видов на жительство рушат границы.
Это время вообще – бесконечных отказов.
Отказалась листва, постепенно и разом,
От истоков своих, сиротеющих веток;
И лежит на земле в виде медных монеток,
На которые грусть себе только и купишь.
Вот и солнце сквозь тучи мне делает кукиш,
Отказавшись работать на полную ставку…
Но не хочется на отказавшихся рявкать —
С естеством пустоты ведь и мудрость приходит.
…Мы и сами давно отказали природе.

«Вшивки» ночью пригубил Колька наш Баженов,
четырёх неполных лет от роду. В аврал,
лишь рассвет заголосил розовой сиреной,
все проснулись, Колька – нет. Признак… не подал.

На «смотрины» мертвеца, за руки, по двое,
привели нас, малышню, воспитатели.
Видел ангела, с лица, я в гробу – без боя
оборвалась на корню жизнь без матери.

Скорби этой ритуал пронесу я в сердце.
Нужных слов здесь не найти – подступает ком…
Он ведь жизни не видал больше, чем младенцем;
дальше светлой памяти нас, сирот, о нём.

Помнят Кольку пацаны: Куряченко Димка,
Лебедь, Фрузьма, Клима и женский контингент.
У обшарпанной плиты стынут мандаринки.
Воздух думкою пропит. Прям, интеллигент.

Ты на кладбище давно, как тебе там, Колька?
Не тревожат ли грачи, пухом ли земля?
Жизнь не даст тебе пинок – на казённой койке
просто не проснулся ты. И конечно зря.

А весной залило вас – как тебе плавсредство:
заправляют пацаны на плоту шестом?
Вот, такой у них баркас, вот, такое детство;
Все же, лучше, чем гробы; детские, притом.

Не могу похвастать я памятью блаженной,
только в голове застрял детства эпизод:
бросил в смерть ты якоря, Колька наш Баженов.
В образ просится не зря время талых вод…

Без излишней пафосности мук
В небе туча месяцем проткнута.
Тишина не покладая рук
Трудится над тяжестью минуты.
К рамкам различимости впритык
Вид пейзажей вечером затаскан.
Изнутри кубической среды
Чёрную окно сгущает краску.
Время, чтоб укладывать в мозгу
Все дела, ещё до завершенья;
Я ж сгребаю в горсточку лузгу
Да смакую вытяжку женьшеня.