Влад Наум - СБОРНИК ГРЕХОВ

Как твое житье, расскажи,
За резными синими ставнями?
Там у вас – в один этажи,
Друг на друга наши поставлены.
Ты с утра все также в курень
Яйца доставать из-под курицы,
А кому-то голову лень
Оторвать – с подушкой целуется.
Понимай как хочешь (а как?)
Жизнь, что далеко за околицей —
Богатеет думкой дурак,
А деньжата все-таки водятся.

Мысли чем-то прошлым полны —
«Набивать карманы» резонно ли?
Захотелось яблок парных —
Не китайских пастеризованных.

Я пишу вам осознанно.
Я пишу вам обдуманно.
За словесными рунами
Вытекает, что поздно… Но
Я пишу вам отчаянно,
Как не пишут, а рубятся.
И наверное также, как
Написал бы Кустурица.

Тяжело этот крест нести —
Из душевных рубцов, своя
Есть шкала насечённая
В этой прямолинейности.
Можно даже измерить ей
Как параметры ниши те
Взгляда… айсберги, верите?
…Жаль, что вы мне не пишете…

Мозг загоняет жестом цепким
События в привычный спектр,
Ведь что вещей мои оценки
Как не побочные эффекты!

Те вечера – не по карману,
С тех пор, как нет страны великой;
И лишь зализывает раны
Ализариновый язык их.
Лишь две зари – меж чёрным, белым,
На двух концах условных мира,
Вселяют робкую, но веру,
Что всё на свете повторимо.

Когда вконец устану алкать
Те вечера, ведь моногамен,
Приеду осенью, чтоб слякоть
Как виноград давить ногами.
Всё те же образы как гири
Весомо будут взгляд «мозолить».
И только спутники другие
В ализариновые зори.
Буквально, образно, по ходу,
В прудах меня побеспокоят
Круги мои; а камень в воду
Чужой заброшен был рукою.

Он вышел из рыбаков.
Себе говорил не раз он:
«Когда не хватает слов,
Гори просто ярче глазом!»
И все, кто к нему ходил
За словом, живым и метким,
Тепло себе находил —
Как будто горели ветки.
Артель рыбаков-верзил
Душой к нему прикипела.
Он даже уху варил
Со знанием слов и дела.

Однажды он утонул —
Щенка по весне спасал. А
Вода с той поры в пруду
Том больше не замерзала.

Если «сяду на шею» я,
То причём тут мельдоний,
Если точки сближения
У тебя на ладони?

Солнце высоко, ему не до жиру, и
Луч к асфальту приникает ничком.
Экземплярша тротуар массажирует
Право-левой чередой каблучков.
Звуки парами заходят, да под руку;
Иногда неугомонной толпой.
Экземплирую глазами, и воткан ум,
Как в библейскую картину, в покой…

Образ складывался этот веками, и
Наплевать мне с колокольни большой,
Что объектом я её невнимания
Субъективен наизнанку душой.

Лить понапрасну слёзы, верба, —
Как вхолостую жечь бензин,
Ведь инцидент давно исчерпан.
Неисчерпаем скрип стези.

Мысли давно уже седые,
Крашу ушедшего их хной.
Прошлых событий понятые
Протоколируют отбой.

Из покушений на убийство
И попустительства всему,
Есть потерпевшие. Витийствуй,
Меры последние приму.

Там, в протоколе обнаружен
Целый букет, судьбы оскал —
Молодость пьянками свою же
Лихо «под хвост коту» пускал.

Годы не те уже, похоже,
Чтобы сниматься с ручника.
Хватит – написано на роже:
«Юность прошла почти никах».

Если напутствовать «иншалла»
Шанс остаётся, я готов;
Малая родина ж решала
Головоломки жёлтых ртов!

Да, обстояло дело плоше,
Коли вести годам урон…
Что ж, загоню себя как лошадь
Остервенело, но с умом.

«Бог не выдаст, свинья не съест» —
забирайся на Эверест
и гори, как светильник-бра,
притворяясь Амоном Ра!

…Бог не выдал, свинья спала.
Это были её слова,
когда ей припекло ноздрю:
«Хрюхрюхрю хрюхрюхрю хрюхрю».
И в глубоком свинячьем сне
Бог навёл на тебя пенсне,
чтобы видеть, как ты с утра
воплотилась в Амона Ра.
Бог, такой же, как я, хитрец,
согласился с подменой лиц…
Ты давно уже мне с утра
заменяешь Амона Ра.

Маджента полётом бреет
Покатые крышы.
Висеть фонарям на реях,
Пока ты с ним иже —
Красива в душе и в душе
Не только для мужа.
И месяц тобой простужен
В ментоловой луже.
Разводит вода руками
Не брошенный камень —
Меня и тебя. Пока мы
К другим утекаем.

Когда мы, поздно или рано,
За здравие и упокой,
Вдруг принимаем форму ванны
И наполняемся землёй,
В нас запускает корни щавель,
«Несёт пургу», как прежде, мир,
На человека сокращая
Перенасыщенность людьми.
Но для себя мой труп откроют
Не зря опарыши – вскормлю
Когда-нибудь я перегноем
Своим ботанику твою.
И со словами: «Все там будем…» —
Велеречивый выдав стих,
Ты огурцом меня, по-сути,
Закусишь память о других.

Я приеду к тебе на салатовом велике.
В помидорного цвета одетая платьице,
Ты накроешь на стол, скажешь: «Эники-беники…»
И добавишь: «Мне велик салатовый нравится!»
Я вливаясь в еду с разговором обильные,
Возражу, между прочим, за малое ратуя:
«…Нет, дорога была к тебе вовсе не пыльная —
Помидоры пыльнее на грядке салатовой».
А салатовый велик в углу пригорюнится:
«Эти эники-беники ваши уместны ли,
Если пару часов не увижу я улицы,
Дважды рамками скованный за день железными?»

Не знаю, встанет им брокколи —
Они ведь хищники, боком ли —
Туда, где водятся окуни,
Наживку свежую окуни!
Как только леска натянется,
Улыбку сделай на пол-лица!
Почувствуй с серостью разницу
От окунева конца!.

Есть в этих водах и чебаки,
И щуки, крупные всё-таки.
А окуни лишь с ладонь руки,
Но кто-то ловит и вот таких!
С ладошку вытащишь подлеца
И ну три полосы порицать!
И все ведь черные – нет конца
Им… Рыбу мне, официант!

Перебирая в пальцах ствол,
Чей цвет на сумерках истлел,
Оттачивая мастерство,
Играет соло на листве.
Играет шёпотом, и трель
Шуршит узором макраме.
И прошлое всех сентябрей
Перебирается в уме.