Владимир Минеев - Чертополох

Дедушке Мите
Блинка не нашлось,
Но зато эту притчу
Нам узнать привелось.

Говорит ей: «Молодка,
Аль мой блин не поспел?»
Покраснела тут тётка,
Блин нашла, дед поел.

Как лакей пред собакой
Я кругом виноват,
Записал сказ неловко,
Было лучше сто крат.

Ошибка вышла, что не допустил ошибки.
Ну ни осечки… Шёл не оступясь и не дрожа.
И расступались предо мною человечки,
В карманах фиги до поры держа.

Потом сомкнулись тесными рядами,
Вслед зашуршали: «Кто это такой?
Что пролетел тут между нами.
Пошто нарушил наш размеренный покой?»

И вот что я ответил: «Братцы,
Ошибка в том, что без ошибок мне
Не стоит между вами появляться,
С ошибками, конечно же, вдвойне».

Всё чудно: рощи, храмы, волны,
Бамбуков ряд и Гаутамы Будды лик,
На горизонте только пальмы стройны,
Ну и… пятиэтажек никаких.

Кругом пивко – почти нирвана,
Не одуваны – орхидеи, сплошь цветы,
И даже два любавичских брахмана
При входе в рай, кошерный, как мечты.

Бедняги французы пахали,
Бедняги французы устали,
Судили, что делать им дале,
Грустили, вздыхали, рыдали.

Тем временем лоботрясы,
Чьё чрево привычное к мясу,
Лежали себе на пригорке,
Мочили солёные корки.

Когда же придёт справедливость? —
Прошу вас, скажите на милость.
Когда ж отдохнут работяги
И снимут постромки с коняги?

За что же я в ответе, братцы,
Ужель за непрочтённый стих?
Чего же надо мне бояться?
– Судьбы иных…

Держать ответ за всё в природе
Иль просто за своих – чужих,
Наверное, иль это вроде?
– Вся мука, сила вся от них.

Но что потом? – Молва людская
Всем подведёт итог, и края
Смог иль не смог…
Поймёшь иль нет, навеки засыпая.

И вновь во сне зелёный склон,
Под ним изба…
мои все за столом…
Но видно, будто за стеклом.
Как тихо говорят…
Не слышно почему-то.

И знаю я, недолго ждать,
Я с вами посижу опять
Там,
где друг друга не слыхать.

Я там уж побывал,
В краю, где все бесстрастны,
Течёт лишь Стикс-река,
И тени Эвридик.
Стараний суета,
Потуги все напрасны,
И просто ни к чему
Всё то, к чему привык.

Уже опять зимы дыханием
Посеребрён зелёный склон.
За Ганнибалом вслед за Альпы
Давно ушёл последний слон.

Простывших гор толпа сомкнулась,
И в ожидании зари
В своих малиновых манишках
На ёлках дремлют снегири.

Опять зима, и вновь,
Теперь уж сколько лет,
Готовлюсь с лыж упасть в сугроб,
Забыв велосипед.

Но скоро дунет ветерок,
И волосом седым
Покроет голову и тем,
Кто прыгал молодым.

От этого не убежать —
Таков закон судеб.
Но наше дело – забывать
Про неизбежность бед.

Коммерцией наш мир прослоен,
И тщится время старый принцип изменить:
Науку двигать – лишь немногим,
А прочим – от невежд её хранить.

Наверно, кое-что я закрываю.
Да, плюнуть можно – ведь умрёт само.
И всё ж, пока оно живёт, я знаю,
Сколь юношей испортит, и девчонок заодно.

Несть им числа, куда их гонят,
Не жалобно, но бравурно поют.
И в тщете заживо себя хоронят,
И Герострата славу обретут.

Не проще ли, коль взял перо рукою,
Писать лишь то, что стоит рассказать,
И кое-что для вечности построить,
Перед Всевышним с этим лишь предстать.

Меж жизнию и смертью есть порог.
Живые смерть не принимают,
Любой опасности избегнуть, наутёк
Пуститься, желая вечно жить, желают.

Не знают, бедные, что сами к ней пойдут,
Лишь та поманит их, страданием измучив,
И, успокоясь, к бездне припадут,
Покажется, что так и будет лучше.

Бушует молодость
И бурно жить спешит,
А старость скучно бег колёс
Стоп-краном тормозит.

Набрякла слива,
Тесть уж кос
И мыслит, как бы в купорос
Макнуть зятька, хоть некрасиво.

Что молодежжь? Вот мы…

И чёрт бы с нами.
Люблю их смех. Сверкнут глазами!
Так славны… молоды… чудны…

Надвигается что-то
Пока непонятное мне.
Надвигается молча,
Хватая руками за горло.

Не пойму, отчего вновь мне тошно
В чужой стороне,
Да и в нашей родной
Почему-то не очень комфортно.

Дальше будет трудней
Оставаться, как прежде, собою.
Усыхает шагрень,
И друзья покидают порою.

Надо будет решить,
Как достойно пройти диоскурий,
Как суметь не спешить,
Как успеть совершить
И уйти незаметно без дури.

Лоран народу говорит,
Что у народа простатит.

Народ безмолвствует, сопит,
Кумекает, что просто Тит
Нам, мужикам, не повредит.
Ну разве что подхватит СПИД.

Им невдомек, что немощь Тита
Лекарство лучшее от СПИДа.

Меняю синицу с хвостом на жар-птицу,
Так птицелову сказала девица.
В ответ прозвучало: «Меняю девицу
На самую мелкую птаху иль птицу».

Вот так непонятно, зачем, отчего,
Где мера, начало порядка сего???

Вероной правил кондотьер
Ни шатко и ни валко.
Он чернь в порядок приводил
Длиннющей круглой скалкой.

В других краях – там щит и меч
И скипетр с державой.
А здесь, чтоб голову отсечь,
Берёт палач булаву.

За то прозвали Скалигер
Правителя лихого,
Дубиной он давал пример,
Не лез в карман за словом.

Но как-то раз один купец,
Прозванием Марко Поло,
Случайно забредя в дворец,
Был скалкой очарован.

Не вздумав с герцогом болтать,
Сей итальянский гений,
Он тут же скалку в руки хвать
И ну катать пельмени.

А вслед за ним народ честной,
Обсыпанный мукою,
Не знает больше с той поры
Ни лени, ни покою.

Катают равиоли все,
Кто манты, кто хинкали,
А старый герцог Скалигер
Спит на коне из стали.