Владимир Минеев - Чертополох

Спроси, чем держится народ?
Успехом у девчонок,
Победы не добьёшься ты,
Хоть математику учи,
Как все друзья, с пелёнок.

Придёт заштатный гимназист
Со знанием попроще
И всех девчонок уведёт
В кусты, а может, в рощи…

А почему? Ответ простой,
Ведь он читал Майн Рида,
И с Интернетом не знаком,
Прикинулся для вида.

Да… жизнь богаче, чем Facebook,
Толпа о том не знает,
Напишешь этакое вдруг,
А сок внутри играет.

Есть два начала – Инь и Янь.
Инь рвёт свои оковы,
А Яньки няньками сидят,
Чтоб Инь наделать снова.

Всё было б просто, если б грань
Их отделяла строго,
Но в каждой Иньке есть и Янь,
Неправильна, убога.

И платоническу любовь
Яньцы порой лелеют,
И на мускулистых плечах
От страсти нежной млеют.

А в Яньках Инчики сидят
Соблазном прочим Янькам,
Лишь на подружку поглядят,
Попробуй разделяй-ка.

Вот так из стари повелось —
Инь-Янь Янь-Инь смешались.
А может, лучше помелом?
Как думаешь, товарищ?

Ох!.. Трудно возродить…
Но надо обеспечить.
Да чтоб не проглядеть
И всё-ё-ё предусмотреть.
Ну, а затем суметь.
Закрыв глаза, представить.
А чтоб не употеть,
Холодного заправить,
Ну и порядок чтоб
Хоть где-нибудь принять,
Людишек цельну рать
Координировать.

«Скучна как истина, глупа как совершенство»,
На этом бросил он роман писать.
Но, боже мой, какое же блаженство
В сей мир с его игрой условностей вникать,
Почувствовать гармонию, понять,
Желая вновь вернуться, осознать
Недоговорённое.
Вот так и в жизни
Нет ни начала, ни конца.
В обнимку с прошлым мы сидим на тризне,
С грядущим на крестинах первенца.

Опять эти чахлые ёлки
Дрожат от мороза в Коньково.
Зелёные ёлок иголки
Синеют от холода снова.

А мы обожаем морозы,
На лыжах катаемся с горки,
Отставим, сколь ни были горьки,
Замёрзшие сопли и слёзы.

И вновь вместе с Брейгелем Старшим
Охотники смотрят в селенье.
А там на коньках и на санках
Девчонки, мальчишки, движенье…

Так ждать тебя с душой тревожной
И вдруг узнать – не едешь ты…
Нет, это просто невозможно.
Лица растаяли черты.

Но снова, лишь полслова скажешь,
Весь в ожидании дрожу,
Иль усмехнёшься, иль откажешь,
Я всё к стопам твоим сложу.

Нанесены на лик черты прекрасной дамы,
И щёчки алые свежи как никогда,
И губки пухлые, как горбики у ламы,
Но крокодильство ведь не спрячешь никуда.

В глазах прелестницы адреналин сверкает,
Костюм наброшен узкий без плечей.
Опасность дамы сильно возрастает
В кругу семейном предков и детей.

Не взять «Макинтошу» кириллицы в толк,
А дома я сам макинтошен,
По самое некогда занят, как полк,
Тебя не найдя, огорошен.

А старый Renault всё стоит во дворе,
Он белый, как финские ночи.
Я завтра в Чухонь полечу на заре,
Чтоб голову всем заморочить.

Ты знаешь, стих я не люблю,
Совсем немного им владею,
И ямбу или же хорею
Предпочитаю речь твою
Иль внуков бестолочь вполне я.

Приятен слуху лимерик,
Сонет заморский ухо гладит,
Вотще сонет, ведь я старик,
Мне лишь мадера душу младит.

Да нет, зачем напраслину развёл?
Пройтись с тобой куда как мне милее.
Синеет речка, зелен дол.
Старуха, внуки – вот и веселее.

Ты на ночь шепчешь мне: дрожу…
Мурашки бегают, и мерзнут ноги.
Хоть правды в том не нахожу,
Огонь я зажигаю по тревоге.

Потом тепло, залив зиму тревог,
И сон – спаситель дум с усталостью приходят.
Что завтра? Завтра новый круг,
Судьбы коней уж по двору выводят.

Ты краску красишь там,
А здесь с вином винюсь я.
И что б бабуля Нюся ни пекла к столам,
Увы, сей миг у вас не появлюсь я.

Ты говоришь, стихи мои тусклы.
Повисла паутина среди сосен,
В глазах вороны, не орлы,
И сам старик уже несносен.

Но всё равно, хоть ноги не идут,
К тебе стремлюсь,
И сколь я ни барбосен,
Тебя, старуху, в память завернув,
Не как какой-нибудь обэриут
Приду домой,
Стихи и ерунду отбросив.

Когда поэту не хватает музы,
Так то рождает новые стихи.
Они хотя, быть может, косопузы,
Но к вечности летят, как мотыльки.

И вот что детям музы непонятно,
Что муза девой юною была,
Но улетели годы безвозвратно,
И с гор спустились новые дела.

Теперь с внучком-другим она балует,
И мне она по-прежнему мила,
Надеты боты, сыты бегемоты,
Мы улетаем, жизнь уже прошла.

К нам неизвестное всё ближе,
А всё известное скрывается вдали.
Горят мосты. Я пламя ясно вижу,
И уплывают в небо корабли.

Семь лет назад была ты той,
Что и сейчас бы приударил,
Но семь годков пришли домой,
Как гость незваный, как татарин.

Всё эфемерней жизни нить
И завтра может оборваться,
Хочу взглянуть, чтоб сохранить
В глазах улыбку, тонкость пальцев.

Когда ты станешь знаменитой
И в психологии кругом,
Ты скажешь, верно:
– Этот физик…
Он совершенно ни при чём.

И правда, если присмотреться,
Травой забвения укрыт,
Лишь томик старой псих-девицы
Тебе единственный кредит.

Пришла пора котов кормить,
Собакам некуда уж деться,
Псам выпало любовь хранить,
Котяры ищут, где погреться.

Ты этим Масловым-котом
Мне каши постной не испортишь,
По встрече ино побредём,
Хоть из себя ты кошку корчишь.

Пока ты Маслову-коту
Сметану в плошку наливаешь,
Пока ты там, а я вот тут,
Ну и скучаю, ты же знаешь.

Вопросы задаю себе:
Там боги или черти?
Чем жил? И обо мне
Что скажут после смерти?