Александр Досов - Под вуалью

Жизнь – огромная сцена, где у каждого роль,
Все в крови по колено – и народ, и король,
Восседает на троне игрок не простой.
Шесть патронов в обойме – один холостой,
В этой дикой рулетке шансов нет никаких.
Вся страна словно в клетке, все враги средь своих,
Кто не так посмотрел, кто подумал не так,
Проигравшим – расстрел, повезло – четвертак.
Те ж кому повезло, жили словно в аду,
Но тиранам назло звали Бога в бреду.
Вас пытали и били не нацисты – фашисты,
В лагерях вас гноили атеисты – садисты,
Не котята слепые, что приказ выполняли,
А бездушные, злые – те, что Бога предали.
Те, что храмы взрывали, на погостах плясали,
Те, что чести не знали и доносы писали
На родных, друг на друга, никого не жалея.
Зло ходило по кругу, на груди грея змея.
Малолетних детей в стариков превратили,
Жернова лагерей без конца молотили,
В мясорубку кидали и врачей, и артистов.
Коммунисты съедали, не давясь, коммунистов,
Отупев, каннибалы поднимались на плаху,
Всю вину признавали из-за дикого страха.

Долгожданная оттепель растопила ледник,
Зазвенела капель, бьет в пустыне родник,
Сгинул чёрный злодей, возвращались «враги»
Из казахских степей, из сибирской тайги,
И не веря свободе, шептали сквозь плач:
«Ходят слухи в народе – возродился палач,
Притаился в засаде, чтоб прыжок совершить,
Но не голода ради, просто так придушить».
Снова ночь за окном, слово взял беспредел,
Своим чёрным крылом даже мёртвых задел,
Алчность в дьявольском теле всех пускает в расчёт,
Власти все захотели, кровожадность не в счёт.
Автомат и наган не умеют жалеть,
Налетел ураган, сея ужас и смерть.
Да когда ж это кончится, канет худшее в Лету?
Верить в лучшее хочется, но просвета все нету,
Верьте в истину, люди, вас Господь не оставит.
Он виновных осудит, тех, кто верит – прославит.
Только вера людей из огня выносила,
Души их в лебедей, в голубей превратила,
И какие бы звери не мешали вам жить,
Тех, кто искренне верит, невозможно сломить!

Людей я призываю жить по-волчьи
Не потому что хищники они,
И за себя порвут любого в клочья.
А ты в их душу волчью загляни.

Всему хорошему учитесь у волков,
Ведь жить по-волчьи – в этом нет стыда.
У них хоть волчья, но одна любовь,
Как перед Богом, раз и навсегда!

Они не предают семью и стаю,
Кусок последний детям отдают.
Я только одного не понимаю,
За что волков так беспощадно бьют?

Да если б люди жили, словно волки,
То не давились бы кусками пожирней,
Нахапали, настроили. А толку?
Ведь жизнь от этого не стала веселей.

Теперь трясись, чтоб не отняли, не убили,
Даже награбленное жалко отдавать,
Да если б, люди, вы по-волчьи жили,
Не жизнь была бы, а сплошная благодать.

Кто меня записал в диссиденты?
Я с пелёнок Россию люблю,
Демократы предали «Советы»,
Государство стоит на краю
Страшной бездны. А им всё неймётся,
Каждый хочет всю власть ухватить,
Наплевать, как народу живется,
Им нельзя своего упустить,

Пока шанс есть побольше нахапать
И быстрей за границу рвануть.
О прошедшем не будем мы плакать,
К сожаленью, его не вернуть.

Не покину я Родину нашу,
Мне не нужен ни запад, ни юг,
Что на свете есть Родины краше,
Даже если пустыня вокруг.

А пустыня – система холодная,
Холодней, чем полярные льды,
Ненасытная, вечно голодная,
Нет ей дела до общей беды.

Что с того, что разруха в стране,
И народ обнищавший страдает,
Утешенье находит в вине,
И уже ни о чём не мечтает.

Где идея? Где лидер? Где знамя?
Кто, куда поведёт за собой?
К сожаленью, угасло то пламя,
За которым рвались мы как в бой.

Зачем нам Запад и полиция?
К чему дешёвые понты?
Чем насолила вам милиция,
Простые русские менты?

Как дорог был нам Маяковский,
Когда чеканил он слова.
Жизнь как у всех была в полоску —
То словно лодочка плыла,

То как бревно её швыряло
По перекатам горных рек.
Но жизнь жила и не стонала,
И ею правил человек!

Покой наш берегла милиция
С пустой потертой кобурой…
Явилась чуждая полиция,
Сменилась власть, сменился строй.

Теперь банкуют депутаты,
Все козыри у них в руках,
О жизни бурные дебаты,
Любовь к народу на словах.

Я перемен не отрицаю,
Но в памяти тот факт живет,
Когда собаки-полицаи
Терзали в клочья свой народ.

И даже легкое созвучие
Бьёт по ушам, как дикий лай,
Слова предательски колючие…
Виват, народный полицай!

Любую власть я вынужден принять,
Но никогда не захочу понять,
Как можно так себя не уважать,
Чтоб полицаями родных ментов назвать?

Не обижайтесь на ментов —
Поганая у них работа.
Различным может быть улов,
На протоколы тоже квота:

Кого поймать и отпустить,
С кого содрать три шкуры сразу,
Кого под мощный пресс пустить,
Кого бояться как заразу.

Не потому, что заболеет,
Сопливый к доктору пойдёт,
Хамеет бес, а мент робеет,
При нём на вытяжку встает.

Собачья у мента работа,
Всегда на жёстком поводке,
Порой кого-то съесть охота,
Но поводок в чужой руке.

И тут готов себя загрызть,
Противно ведь на свете жить,
Быть властью, но бесправным быть.

Советская милиция с дубинками
Гоняется за пьяницами-синьками.
По ножкам бедолагу невзначай:
«Где водку брал? А ну-ка отвечай»

Так где же вы, когда детей насилуют?
Так где же вы, когда старух не милуют?
Так где же вы, когда цветет рэкет?
Так где же вы, когда преступности букет?

Советская милиция дубинками
С базара гонит бабушек с корзинками.

Сменилась власть. Стал узаконенным рэкет,
Теперь прессуют на законных основаниях,
Нет правды, и порядка тоже нет.
Народ, как ёлка, в разноцветных обещаниях,

Теперь российская полиция дубинками,
Как и милиция, гоняет свой народ.
А наверху с брюнетками, блондинками,
Лишь перекрасившись, кто жил, так и живет.

Но душу чёрную хоть золотом покрась,
Она от этого еще сильней чернеет.
Мы испокон веков ругаем власть,
Но почему же сам народ наш не умнеет?