Тамара Квитко - Времени волны

Как снежинка, беспокойна
и беспечно-холодна,
всё же я любви достойна –
в свои годы молода!
Слышу голос хриплый с крыши,
ругань милых за окном;
по ночам скребутся мыши,
изобилье прочат в дом.
Про журавушку, синицу
пела песенку подруга,
со щеки сниму ресницу,
призову любовно друга;
снег с утра на целый день,
выходить из дома лень.

Час утра – час настроя, пробужденья
и действие в недействе: мысли впрок,
а за окном – деревья, их доверье,
безветрие – спокойствие на срок,
и нежность тел – подверженность болезни,
и отзвуки чудачеств, кривотолков,
изменчивость – докучливости мнений –
издержки слабости движенья кровотока.

Гиперактивность весны – разворот повсеместный.
Мера доверия попрана: разум с чувствами в споре.
Совокупность рождений суммирует ген непременно.
Призрак осени бредит пряным дурманом о монстре.
Отрицанье зерна философский закон утверждает.
Неуёмность сердец, птичий гам; солнце ярко, но мягко
светит в стёкла солнцезащитных очков. Отчаянье давит.
Здравый смысл подменяется хаосом, волей предмета,
предлагает любить воздух гари, «но страстной любовью».
Будь доверчив, мой друг. Не найдёшь на вопросы ответа;
молча хаос осени пей, разделяй беспокойство с толпою.

Мы входим в простор, затуманенный робкой надеждой.
«Каравеллы» машин проплывают, гремя и дымя.
Этот воздух пропах выхлопными, как смога победой,
Изгоняя богинь неизвестно в какие края.
Мы остались одни. Нас затянут дисплеев экраны.
Не поймёшь ты меня. Не захочешь, не сможешь понять.
Даже песнь соловья поглощают дожди и туманы.
Виноградная косточка высохнет в холоде дня.
И морщин поднебесье, и стойкость еловых знамений
Не сотрут белоснежность меняющих душу даров.
И бездумно не сорвана мальчиком ветка сирени,
В поцелуях хвалебных, восторгах незримых богов.

Гвоздика алеет в вазе хрустальной –
задумалась, верно, о жизни престранной:
глаз радовать кратко красою безмолвной,
резными узорами, запахом скромным.
Цветочная жизнь, заключённая в клетку,
от почвы родимой оторвана волей
руки, безжалостно брошена в сетку
к подругам несчастным, лишённым кровли.
В машине путь длинный. Сложили в букет,
резинкой связали, засунули в пластик,
приладили сверху с подкормкой брикет,
приклеили ценник, резиновый хлястик.
Цвести – три недели, потом – на помойку.
Гвоздика алеет, жизнь выдержит стойко.

Москву я посещала, и не раз
И очарована Кремлём навек.
Москва-река, Нева – два русла мощных рек;
Архитектура восхищает глаз.
Собор Покровский, парки и фонтаны,
Туристы бродят, кем-то там ведомы…
Вот Белый дом, вот здание Госдумы
Ведут страну вперёд, творя законы!
Садовое кольцо, Арбат, хрущёвки,
Дом авиаторов, «Рэдиссон Ройял»,
ГУМ, МГУ, сталинские высотки,
И Пётр Первый встал на пьедестал.
Санкт-Петербург – столица ведь вторая,
И обе – символы родного края.

Проснись, любовь! Твоё ли остриё
Тупей, чем жало голода и жажды?
Как ни обильны яства и питьё,
Нельзя навек насытиться однажды.
Так и любовь. Её голодный взгляд
Сегодня утолён до утомленья,
А завтра снова ты огнём объят,
Рождённым для горенья, а не тленья.
Чтобы любовь была нам дорога,
Пусть океаном будет час разлуки,
Пусть двое, выходя на берега,
Один к другому простирают руки.
Пусть зимней стужей будет этот час,
Чтобы весна теплей пригрела нас!

Проснись, любовь! Твоё ли остриё
Не ранит пущенной стрелой Амура?
Богинь Эллады – явно бытие.
Легенды бережно хранит культура.
Век XXI – чувствам не помеха,
Дозволенность любовных игр привычна.
Веселье карнавальное – для смеха.
Любовь иль секс? Понятия отличны?
Так как же быть? Инстинкт или рассудок?
Возможно, верх возьмёт понятье «сердце»?
Потухнет в лужу брошенный окурок,
Иль расстоянье чувствам – жарче перца?
Не станут страсть же и любовь однажды
Тупей, чем жало голода и жажды?

Тупей, чем жало голода и жажды?
О, нет же, нет! Любовь измучит тело,
И взгляд её лишён бывает правды;
Ей до насмешек – никакого дела,
Любовь ведь зла – полюбишь и козла,
Толстушку, тонкую и Квазимодо,
Глупышку, ту, что чересчур умна;
Непредсказуемость – её природа:
Ждёшь солнца – небо спит под облаками,
Надеешься на штиль – подует ветер…
Любовь не мыслит жизни под замками,
И нежность утра вряд ли вспомнит вечер.
Амур отточит к утру остриё,
Как ни обильны яства и питьё.

Как ни обильны яства и питьё,
Любовь напомнит к вечеру обеты;
Зажжётся лампа, в глаз сверкнёт стекло,
И когти подберёт, как зверь, вендетта.
От взгляда, брошенного невзначай,
Возникнет затаённая обида.
Обжёгся молоком – подуй на чай,
Рассчитывай на рубль и Эвклида.
Ответь на козни ревности улыбкой.
Не верь ни сплетням, ни проделкам Яго.
Горяч влюблённый, делает ошибки,
Преследует его синдром бродяги.
Хуан не посещает даму дважды.
Нельзя навек насытиться однажды.

Нельзя навек насытиться однажды,
Огонь пылает, требует движенья;
Сердца влюблённых искренни, отважны,
Как птица Феникс, жаждут возрожденья,
Стремятся слиться, стать единым целым,
Как андрогины, жившие когда-то,
Что слыли сильными, подобно зверям;
Зевс раздвоил их – это была плата…
О, юные Ромео и Джульетта
Остались жить в трагедии Шекспира!
Тристан, Изольда, Зигфрид и Одетта,
Руслан, Людмила, юная Земфира…
Царица обновила свой наряд.
Так и любовь. Её голодный взгляд

Так и любовь. Её голодный взгляд
Направлен к единению влюблённых.
Петродворец, игра воды, каскад,
Напор струи, сил, эманаций новых.
«Самсон», «Нептун», «Сноп» – брызги вверх!
Сияет солнце, луч дробит кристаллы…
Любить – о Боже! – счастье, а не грех!
«Адам и Ева» – дивные фонтаны.
Познать любовь ли каждому дано?
Природа жаждет продолженья рода.
Пусть долго будет зреть элитное вино,
Но дольше – чувств возвышенных порода.
Бывает, лаской нежной, наслажденьем
Сегодня утолён до утомленья