Ната Лесная - Белая ворона. Стихи

Индивидом – рождаются.
Личностью – становятся.
Индивидуальность – отстаивают.

В борьбе за индивидуальность
Вороной белой слыть готова.
Ох, до чего же тривиальна
Закваска жизни и сурова!

Не любят тех, кто чуть умнее,
Не любят тех, кто духом крепкий.
И понимаешь всё острее,
Что «лес расходится на щепки».

И пусть штампуются шаблоны,
Не шьются души по лекалам!
А белые вороны склонны —
Не верить вовсе в идеалы!

Смотри на воду и огонь,
Смотри на звёзд мерцанье!
Кузнечик прыгнет на ладонь —
Будь выше созерцаний.

Поймай невидимой волны
Магические токи
И стань частицей тишины,
И пей вселенной соки!

Ничто так не смягчит души
И не очеловечит,
Как шаль махровая тиши,
Упавшая на плечи.

Тихая, юная, словно весны начало.
Помню себя такой до тебя /не после/.
Вёсны всегда служили кому—то причалом,
Только теперь владычица в сердце осень.

Мудрая, зрелая – ей ли не быть готовой:
Вспыхнуть, зажечь, уйти листопадом в зиму.
Тихой и юной уже не бывать мне снова —
Осень отрежет в прошлое пуповину.

Я думала, что это снится мне:
Ты не ушёл, врастая в бархат ночи.
Все звуки растворились в тишине,
И на потом остались наши речи.

Ты превратился в август золотой,
Созрели чувства спелостью пшеницы.
Со зрелостью приходит и покой —
Запечатлею лучшие страницы.

Хмельное лето тянет руки в дом
И теребит ночные занавески.
А жизнь себе рисует за окном
На наших судьбах красочные фрески.

Не то ангел, не то белая голубка
На балкон всё чаще стали прилетать.
И такая тишина – вокруг ни звука,
А на сердце, словно пухом, благодать!

Не спугнуть бы, притворюсь и я пушистой
И на цыпочках насыплю им зерна.
Люди-люди, человеки—эгоисты,
Чем их полнится порою голова?

Прикормилась та голубка, да привыкла
И с протянутой руки брала зерно.
Вдруг созрела в голове мысль и возникла,
Что могу её потрогать за крыло.

Улетели: ангел то или голубка?
Всяк ли душу за кусок свою продаст?
Нить доверия внезапно станет хрупкой—
Если чувства в наших душах напоказ.

Здесь раньше было скромно, но уютно:
Суровый вид Балтийских вод у брега,
Спокойно и совсем немноголюдно —
Ловили чайки с птичьего разбега

Рыбёшку ловко, на потеху детям.
И те смеялись, хлопая в ладошки.
Так было уже несколько столетий,
Бросали в море птицам хлебной крошки.

Но стало больше в городе туристов,
Возрос и аппетит у белых чаек.
Кругом на берегу кафешки—бистро,
Мороженым теперь их угощают.

И чайки прибавляют в своём теле,
Но больше не хотят ловить рыбёшку.
Из рук хватают сладость, обнаглели.
Мороженое – слаще хлебной крошки!

Не просто так, не в наказанье
Даётся человеку боль.
Чтоб знало, помнило сознанье
Свои и место, и юдоль.

Живым даётся боль, не мёртвым,
Чтоб понимали в жизни все:
Не обменяешь боль на вёрсты
Невзгод и взлётов в кулаке.

Коль чуешь боль свою, родную,
То понимаешь – жив вовек!
А если чувствуешь чужую,
Не зря зовёшься – Че-ло-век!

Царит зима – бескрайние снега,
А белое так схоже с непорочным.
И снова вечность пробует на прочность:
То души, то сердца, то облака.

Но что такое вечность для души —
Мгновение земного притяженья,
А дальше только лёгкое скольженье
Туда, где время больше не спешит.

И остаются памятью стихи,
К которым вечность тоже прикоснётся.
Пусть белой крошкой облако прольётся:
На нас и наши смертные грехи.

Бескрайние и белые снега —
До неба жизни миг и два крыла.

Соседская девочка бойкой, весёлой росла.
С мальчишками бегала, вечно дралась во дворах.
Коленки разбиты и руки совсем в синяках —
Короче, из крепкого теста замесом была.

А тут по соседству приехал пацан погостить,
Он вместо футбола на скрипке всё время играл.
Да так, что вибрировал воздух и словно дрожал.
И эта девчонка вдруг стала всё чаще грустить.

Дворовый бомонд скрипача принял сразу в штыки
За то, что другой и совсем выделялся из стаи.
Обрушив на скрипку и парня свои кулаки,
Избив его, долго над ним сообща хохотали.

Разломана скрипка, разорвана в сердце струна.
Девчонка пришла и увидела – пальцы в крови.
«Теперь я твой ангел, ты руки свои береги!» —
Сказала и билась с толпой за того пацана.

Можно молча грустить, пить глотками из чашечки осень —
Вырастая из встреч в одиночество сумерек зимних.
Можно даже на ощупь попробовать зимнюю проседь,
Чуть касаясь ладонью заснеженных вьюгою линий.

Можно летопись вёсн занести в свою память стихами,
Заварив вкусный чай из весенних, душистых соцветий,
Но всех пламенных чувств мне не выразить просто словами —
Как не выпить всей мудрости пройденных тысячелетий.

Июля знойного макушка —
В полях цветёт чертополох.
Застала бабочек врасплох —
С сачком бегущая девчушка.

Застыла вдруг – полна восторга,
Смешно курносый вздёрнув нос,
Считала голубых стрекоз
И норовила их потрогать.

Да вот засада, не пробраться.
Стоит, как страж, чертополох:
Колюч, душист и слишком строг —
Готовый с девочкой сражаться.

С минуту думала девчушка
И вдруг накинула сачок,
А тот попался на крючок!
«Что? – крикнул папа – Ты в ловушке?

Не плачь, пусть стрекоза летает —
Её итак жизнь коротка!
Чертополохова рука
Своих, как видишь, охраняет!»

Где—то на задворках тёмных улиц,
В самом скромном уголке земли,
Взяли и нечаянно проснулись
От тепла молекулы любви.