Array Антология - Кочевье

Это тот, которого нет, но кто
кое-кому помогает себя ощутить вдвоем.
В вакууме вокруг тебя ток
прошуршит еле слышно ночью, а реже – днем.

Чу, направляешь ты вглубь слух
или вверх в источающий слово его свод.
Струйкой тянется диалог двух,
за которым спокойствия, словно весны, приход.

Внешне все по-прежнему, но
позарастала, нежданно, зияющая пустота
неразрывными нитями, и решено:
ты не провалишься в небытие с холста.

В позе восточной гимнастики полуокаменев,
восково поворачиваясь всем телом,
удивляет прохожих и разинутый львиный зев
долгожительница у жизненного предела.

Кожей, как папирус эпох времени в глубине,
смущает свежесть цветов, раскрывшихся в парке.
От ненужного веса освободившись вполне,
держит руки сухие вверх покосившейся аркой.

Словно капсула от ракеты, завершившей полет,
сведена к минимуму в остатке существованья,
переходя на сетку духовных долгот и широт,
состраданья зевак не принимая, как дани.

Зеленые прямоугольники
Лежат в разрезах клиньев желтых
Пускай глаза протрут дальтоники
В виду красот высоковольтных
Струящих цвет под небом матовым
Среди просторов юной Бельгии
Чтоб каждый зрением охватывал
Картину беглого мгновения
Раскрытым спектром восприятия
Все поглощая понемногу
Чтоб заменить Рембрандта патину
Кричащей оптикой Ван Гога

Рестораны карабкаются вверх по улочкам Канн
Гады моря в бою оставляют клешни
С виноградников стекает вин океан
Белых розовых что лучше идут в тени
Гордых пиний чьи круглые кроны на голубом
Ярость солнца скрывают лучше любых зонтов
Защищая столики меж гранитных колонн
В честь героев в Африке павших за дело то
Чтоб на нашем светилась Африка берегу
В черных лицах в арабской картавости языка
Чтобы старую Францию как иголку в стогу
Отыскать туристам задача была легка

Расцвечивая неба черноту
малиновым, серебряным, зеленым,
в течении мгновений, на лету,
вставая, как нестойкие колонны,
то кроны пальм, из точки расходясь,
кидая в воздух золотые ветви,
чтоб в высоте сгореть, но не упасть,
перед толпой держали путь ракеты,
и фейерверку не было конца,
и музыка, чтоб зрелищу накала
придать, на все звучала голоса
и, мнилось, выше залпы подымала,
смотрящим действо придавая сил,
всем без разбора, будь хоть перестарок…
Что из того, как долго ты светил —
считается лишь то, насколько ярок.

Обними мои плечи, ко мне приникая
Предзакатной порою,
И окно в необъятный простор, дорогая,
Распахнем мы с тобою.

И лишь вспыхнет сиянье волшебной зарницы
И откроется взорам,
Мы к нему устремимся, как вольные птицы
К заповедным озерам.

Полетим и исчезнем за багряной грядою,
Словно голубь с голубкой,
Где-то в пурпурном блеске, рядом с яркой звездою
Ослепительно-хрупкой.

То миры наших грез – золотые долины
Далеко во Вселенной;
Из-за них наша жизнь стала игом чужбины,
Стала вечной геенной.

Те миры нас манили, как во мраке изгнанья
Свет отчизны желанной;
И мерцали для нас, словно в знак состраданья,
Тусклой ночью туманной.

И печально мы вянем, как ростки, чье цветенье
Надломила неволя;
И все ищем далекой звезды отраженье
Среди чуждого поля.

Любовь, как смерть, как зов из недр страданья,
все тщетно жду, пока пришлешь хоть слово,
хоть каплю влаги для цветка больного,
чей стебель вянет в муках ожиданья.

Но вечен воздух. Камень без дыханья
не может видеть мрака рокового.
Не хочет сердце наслаждаться снова
холодным медом лунного сиянья.

И в битве, где голубку тигр терзает,
там кровь моя из вскрытых вен струится,
и листья лилий в траур одевает.

Так дай словам в мое безумье влиться,
или оставь в ночи, что навевает
мне сон души, в котором тьма роится.

Дорога коня моего над землею взлетела,
И ворон зловеще кричит за спиною моей.
Лети, мой Мерани, лети! Нет полету предела!
Сомненья мои и печали по ветру развей!

Простор рассеки! Пронесись над скалой и потоком!
Вперед, мой Мерани! Дни странствий моих сократи.
От ливня и зноя не прячься в ущелье глубоком.
Усталость мою не жалей и, как буря, лети!

Пусть близких покину и голос любимой забуду,
Пускай не увижу друзей и родного жилья,
Где встречу рассвет – там страна моя будет повсюду,
И тайну души только звездам поведаю я.

Стон сердца тоскливый, как знак, что любовь не истлела,
Отдам я порыву коня и волненью морей.
Лети, мой Мерани, лети! Нет полету предела!
Сомненья мои и печали по ветру развей!

Пускай не схоронят меня на погосте родимом,
И пусть не прольет моя милая слез надо мной,
Мне выроет ворон могилу в краю нелюдимом,
И вихрь мои кости с рыданьем засыплет землей.

Падет вместо слез на могилу роса голубая,
И только орлы будут в небе над прахом скорбеть.
Взмывай же, Мерани, за грани судьбы улетая!
Кто был непокорен – не станет покорным и впредь!