Александр Новиков - Стихи. Песни

Пока же мы не тлен, и наша жизнь не ретро,
Мы – ветры перемен, пусть корчатся от ветра
У пьедесталов на горбу державные придурки.
В Екатеринбу…
В Екатеринбу…
В Екатеринбурге.

Хворь сделала свое дело —
Пришлось – и перо сложил.
В Америке жил он телом,
Душою в России жил.

Перо окунал в стакане
И строчки швырял на кон —
В России он хулиганил,
В Америке чтил закон.

Но в строчках среди истерик,
Признаний в любви и слез
Нигде не видать америк
За локонами берез.

И вот, улеглось, отпело,
Но, все ж, под исход тепла
Вернуть попросилось тело
Туда, где душа жила.

В солнечном порту, где все глаза раскосы,
Где седлает солнце мачты, словно кол,
Где дурной травой шпигуя папиросы,
Подмигнёт тельняшечник мне, пропит и гол.

В солнечном порту изогнута лекалом
Год назад, и два, и нынче точно так,
Дама на углу стоит, как и стояла —
Вспыхивает-гаснет «Мальборо»-маяк.

Весел я, но мне не ощупать порт,
Здесь не я один хочу ее обнять.
Выберусь и – прочь. Закачаюсь, горд —
На сто пальм березу мне не променять.

Хриплы голоса. Гудки из моря хриплы.
Льёт на плечи бронзу солнечный черпак.
Небо хочет птиц, но к глазам прилипли
Бронзовые чайки, севшие в кабак.

Якорь тяжко спит. Меня не ждут на трапе.
Поднял паруса я бы всей душой.
Белый и смешной в азиатской шляпе,
Брошусь на песок – тёплый, но чужой.

В то окно, где жил-был я, стучала ветка,
И в стекло ломились ветры и дожди.
Мне распахивала створки, будто клетка —
Вылетай, летай-летай, ходи-броди.

И катились мысли прочь по спицам улиц,
И шагал своей дорожкой лунный свет,
Где однажды с ней мы вдруг не разминулись,
Потому что двух дорог случайных нет.

Этот город был большой волшебной сценой —
То луны, то солнца диск горел околь.
Там сирень дворы топила сладкой пеной
И лететь, лететь хотелось на огонь.

И за то любой судьбы костить негоже,
Как негоже одному за здравье пить —
Все мы были удивительно похожи,
Всем однажды в жизни выпало любить.

В том окне, как в упоительном кристалле,
Вечной жажде – вдоволь всякого питья.
Оттого слетали песни птичьей стаей
На окно. А в нем когда-то жил-был я.

Вдоль по памяти бреду,
Вспоминаю, все как было.
Девочка, в каком году
Называла меня милым?

Сладкий мой ночной улов, —
Но Амур прицелил мимо, —
Нашептал красивых слов,
Да забыл назвать любимой.

И она ушла, как сон,
И пришла за ней другая.
Завертелось колесо,
Жаром тех же слов пугая.

И заноза, что вчера
Ночью вместо сердца ныла,
Поминала до утра
Ту, что называла милым.

На ветру холодном дрог
И с жарой несносной бился.
Слов красивых было впрок,
Что же я на них скупился?

Их теперь другой дарю,
Но в душе под сладким илом
Будто ими говорю
С той, что называла милым.

Лён её волос
Я вдыхал ладонями,
Блестки синих слез
Собирал в горсти.
И штормило плёс,
Тот, в котором тонем мы,
Из которого некуда грести.

С утра вскочу, скривлюсь в зевке
И – марш бегом в столярную!
Успеть сточить на верстаке
Одну строку коварную.

Никак не взять её пером —
Вечор пришлось помучаться.
Но нынче – дудки! – топором
Хвачу, авось – получится.

А там – в тисы и под резец,
По-новому заточенный,
Поскольку – длинный образец,
А нужен – укороченный.

Один резец, потом другой —
Какая стружка пышная!
Гвоздей – в нее, загнуть дугой.
Ну, как? Есть что-то лишнее?

Давай стамеску, долото —
Долбить её, сучкастую.
Зачем – перо? Перо – не то!
Оно лишь мажет пастою.

А тут, гляди: запил, овал,
Резьба, заточка с фаскою.
«Гаврила хлебы продавал…» —
Пойду жене похвастаю.

Принес, а баба мне в ответ,
Проклятая изменница:
– И так топить поленьев нет,
Неси, дурак, в поленницу.

Весенний дождь – слепое окропило —
Шел от людей опустошать дворы
Где девочка красивая так мило
Меня под гром держала за вихры.

Проплачет дождь, а значит и отмолит
Наш малый с этой девочкой грешок.
Утонет мир, но нас ничто не смоет.
Мы выжгли ночь. Нам было хорошо.

Пролилось сто дождей. Холодным жезлом
Коснулась луж бесчувственно зима.
Не я пропал. Не девочка исчезла.
А просто, чувства были без ума.

Плыл по ветру теплый вечер
И за горизонтом гас.
Ты попалась мне навстречу
В первый раз.

Твоя улыбка певчей птицей
Растаяла в ночи,
И замелькали встречных лица:
Ищи ее, ищи.

Помнил я, за ней шагая,
Все черты ее лица,
Но вела меня другая
Улица.

И полетело время свистом,
Как камень из пращи,
Аэропорт гудел и пристань:
– Ищи ее, ищи!..

Город в суете извечной
Вряд ли встречу принесет.
Кто я ей? Обычный встречный,
Вот и все.

Меняет мир свои одежды,
Но в огоньке свечи
Живет всегда тепло надежды.
Ищи ее, ищи.

Я влюбился, девушка, в тебя.

Во дворе, где радиола на конце иглы держала
Нить мотива и луны лимонный диск,
Пробивал гитарой-соло какофонию квартала
Такт за тактом ливерпульский гитарист.

А потом игла чихала, открывалась дверь балкона,
Дом полночный пестрой шторой делал вдох…
В послезвучье возникала темноглазая икона,
И отскакивали пальцы от ладов.

И шептал полночный идол в огорошенное небо
То ли имя, то ли рифму, то ли бред.
И казалось мне, обронит: «Милый мой, сейчас я выйду,
Мне родительское слово не запрет».

Мирно спал киоск с газетой, где объявлен был крамолой
Этот парень, что с пластинки хрипло пел.
Но парили над запретом эта девочка и соло,
И над ними – звезды, белые, как мел.

А вчера на углу, там где очередь кольцом,
Мы столкнулись с ней к лицу лицом.
– Я узнал вас по ногам и духам.
Не узнали и подумали вы: хам.

Вот ведь время лица как подправило —
Ни на ощупь не узнать, ни на глаз.
И разговор у нас по правилам:
Хвастайтесь, я радуюсь за вас!