Александр Даниф - От Я до А

Залез в интернет, проверить посты, комменты,
а там – зеленый абсент штампов,
антидепрессанты, мыслеэкскременты,
повторение фрагментов фраз,
как-кино-вниз-крутишь-ленту,
роль в театре играешь,
это раз!
В чужих словах ищешь соль,
в свете рампы не видим зал,
и только голос суфлера-дьявола
нашептывает твой пароль,
это два!
Рот закрой…
Очертания голов, роптание, укор,
когда-то где-то прочитанные варианты
того, как мыслить политкорректно,
нести вздор.
Договорились? Дошли до ручки?
Отлично! Совсем другой коленкор!
Это три!
Глаза протри…

Когда будем Слово творить?
Сопоставлять факты, вести разговор
на основании умозаключений,
а не отречения
от заведомо «неверных» решений.
Два плюс два – четыре? Умница!
Попробуем смотреть на мир шире!
Для начала избегать кретинизмов:
коммуни-, фемини-, капитали-, либерали-,
секси-, патернали-, вегани- —
эти де-фи-ни-ци-и
набили оскомину, и попахивают клизмой,
вымывающей через задницы
последнюю жизнь из души.

Зачем прошлое ворошить?
Пошлое перескажи…
Память распотрошить…
На чистую воду вывести…
Неясное ввести
в поле размышления, взвесить,
наносное вымести,
из головы чужие слова вытрясти,
псевдофакты и прочие шоу травести.
И главное – сделать свой вывод
не пользуясь терминологией
шизо-френи
(перевод нужен?)
ни-ни

Отступи от лжи, поразмысли:
мыслеконсервы бродят? Грядет выстрел!
На какой триггер сработают нервы:
«мужики – козлы» или «бабы – стервы»?
Без «чьих будешь?» и «чьей стороны?»
трудно жить – это правда,
но зато есть полет твоей мысли
без привязки к демагогии чужих чисел,
это называется свое мнение, а не огрызки
каких-то теорий – случайный бисер,
высыпанный под ноги всеядной свиньи.

Есть возражения? Извини!
Я не против игры в слова
презренных веб-фолиантов,
но непереваренная пища для ума
есть почва для штампов,
потому посмотри на мир вне роли,
возьми ватман,
нарисуй, что есть «я», где мои боли,
когда последняя жатва?
Чьи слова переварит мой разум на завтрак,
чей росчерк хранит моя стена?
Земля лишь одна всуе нам выдана.
Кто мы на ней —
дети Бога или толпа мутантов?
Спрашивает сатана
вкрадчиво:
«Avanti?» 2 2 avanti (итал.) – вперед

В безутешности рыданий души,
в неимоверной её безгрешности
есть два пути выхода из тупика круговерти —
это поиск гармонии в жизнесмерти
и хождение по мукам кромешности.

В беспросветной тьме
поиска черной кошки там, где её нет,
легко схватить за полхвоста
первый попавшийся предмет
и принять его за оттиск ответа
(ведь во тьме любое движение – просвет),
а за ним… страх конца света.

Мы на ощупь рвем раны, заливаем глаза,
натыкаемся на стены заблуждений и рьяно
идем на надрыв, чтобы затем, вены вскрыв,
объяснить себе
(или это шипит вода из-под крана?),
что во всем виноват Вселенский взрыв,
рвущий нас на клочки,
из которых потом соберутся волчки галакти́к,
закрутившихся в сумраке КАДа —
в водовороте асфиксии
перед глазами круги,
и конечно, это круги ада.

В зияющей пустоте своего «Ци»
меж предельной наполненностью
и опустошенностью Сути
гранитной плитой лежит
камень преткновения —
сознание камертонности.
Колебания маятника
от полнейшего понимания
и принятия своей судьбы
до смятения кромешной мглы —
пронзительной жутью струна на лютне
оборвется высоким «си»,
отпоет звуком, в котором исчезают люди.

Пульсацией вены
биение сердца обусловлено,
тянутся нитями внутри субстанции волны —
колыхание в груди, а вот и мы исполнены
желанием перейти в потустороннее.

И куда ни ткнешь —
сплошная боль, да Оль?
Надрываем жилы до мути,
крик безумия – сорваны связки,
но в кромешности нету развязки,
в темноте полюблю боль —
опорой кажется ноль,
временное подспорье – алкоголь,
побег без оглядки
в феномен себяизложения —
игры в прятки через стихосложение,
уравновешивание отпечатков души в рифмах,
словах-опечатках. Чистоплюйства перчатки
снимем. Говорим только то,
в чем видится соль.

Искажение лица не есть символ боли,
крик – это не символ печали,
плач – это не символ страдания,
мы всё это проходили и когда-то изучали.
Жизнь – многослойна и одними свечами
погребальными её описание не увенчаешь.

Это тяга к загробной дали,
надрыв полотна-завесы,
отсекающей театр повседневности
от закулисья потусторонних бесов.
А мы зрители и ждем новостей,
побольше подноготных подробностей,
и куда уж без них, без скабрезностей,
побольше исступленной словесности,
нигилизм в портупее, а что в конце?
«Сказка о золотом яйце»

Как? – огорошены зрители, —
пока мелодраму смотрели
(или мелодрама смотрела нас?),
жизнь-яйцо разбили, похитили?
Аплодисменты,
трясется иконостас от смеха
и тут же афиша: «Спешите, спешите!
Аттракцион гадких терзаний
глупого человека!»
Мы же любим мертвецов оживить,
погреть руки на костре чужой любви,
поплясать на мучениях прошлого века?
Чего уж греха таить.
Хочется спросить тебя, её, себя,
одинокого человека:
не надоело носить в решете воду,
пить наугад правду, в кромешной мгле
му́ку толочь, помнить ночь
появление на свет из пром/зон/ежности?
Жаль, процесс появления нельзя повторить.
Повторить можно боль с лихвой,
на пупок надавить, разорвать рану, соль
сыпать и голосить,
но блуждание в темноте
искаженных смыслов
не приносит ответ в целых числах,
впрочем, числами тоже не будешь сыт.
Ты в кино:
в безутешных рыданиях души
посмотри на часы,
на часах циферблатом лежит вся жизнь,
раздели на двенадцать, стрелка заворожит,
сон-асфиксия, перед глазами круги,
существуй и живи, жми на точку Пи…
И в кромешной тьме без/д/над/н/ежности,
в беспросветном желании
заполнить стигматы
ты идешь на манеж, чтобы SOSтрить,
набиваешь в рот стек/с/ловаты
и начинаешь словотворить.

Всё минет – годы разбегутся,
мы – лишь при мясе кости,
прямо ходящие
средь водорослей на планете,
рыбы немые, говорящие и внемлющие,
как микроточки на планшете карт,
где в миллиметрах
суть гигантских расстояний.