Виктор Ширали - Сопротивление (сборник)

Обезьянка на реях моего корабля.
Сонька, светик, шустрица.
Шустрится
И ладно.
Голодранец. Голландец. Скелеты болят,
Но ведут мой корабль этим морем посудным.

Рудовозы и танкеры продираются сквозь,
Разрывая остатки моего такелажа.
Не заметят –
И ладно,
как смакую я гроздь
Виноградную, винную.
Перезрела,
Но вяжет.

Нас и было немного.
Осталось
чуть есть.
Гоп-команда. Надменных. Шуткующих принцев.
Сквозь века продирая
поэзии честь,
Отбиваем шифровки кастаньетами пальцев.
Соня,
Срежь мне вон эту –
Отменная гроздь.
Уберечь виноградник, дуреха, не пробуй.

Но помедли.
По ягодке.
Вместе, но врозь.
Дни, нажитые в плаванье, станут изюмом.

Нас и было немного.
И есть ли в нас смысл?
Опостылела вечность –
мы бьемся о время,
Сквозь века посылая шифровками
«Сос»!
Может быть, расшифруют.
Все одно,
не поверят.

Соня,
Срежь мне вон эту –
Отменная гроздь.
Уберечь виноградник, дуреха, не пробуй.
Но помедли.
По ягодке.
Вместе, но врозь.
Дни, нажитые в плаванье, станут изюмом.

Глебушка, март.
Мы мартуем последние зимы.
Как мы стары́
И поэтому неотразимы.
Хлебушко по снегу.
Клюв нам отклюкнется птичий.
Видишь ли, милый,
Следы наши тоже синичьи.

Мы не бессмертны.
Течет наша Черная речка.
Где ты, мой милый,
Мой милый, мы также беспечны.
Если подняться,
Взглянуть на себя с лиховерху.
Как мы бесследны!
Следы наши только для смеху.

Ежедневной работой души
Утомясь,
И сказал он: О, Боже!
Если что приключится – разбудишь,
А покуда заснуть разреши.

И заснул он.
И сразу поплыл
По реке, что неспешно несла.
Было ночью.
И звездами крыл
Осеняли его небеса.

Да, я писал как жил,
Свободно и с трудом.
Жил, как желал,
Иначе не умея.
Столб воздуха держа в шестнадцать тонн.
Осенний воздух давит тяжелее…

Стареем не со временем, а от.
Оно сквозь нас пронзительно течет.
Мы ж движемся ему наперерез,
Пока нас не проточит,
Не разъест.
Стареем не со временем, а для
Него – улыбка, стих и взгляд.
Как камень в воду, брошенный тобой
В меня, как в реку, ставшую судьбой.
Так вечно быть.
И не иметь предтеч.
Не истекать,
а неизбывно течь.
Копить в себе и души и века.
Как времени…
Как имени река…

В том состоянии весны,
С которым я вступаю в лето,
Где солнце пламенно висит
Над сочиняемым поэтом,
Которого я создаю в страданьях песнями.
А также
Ненарочитым эпатажем
В сплетенье сплетен предаю.
Но сам далек от них и весел.
И выбираю
для себя
Любую из прошедших весен,
Где я еще люблю тебя.

И все-таки,
Чего же я хочу?
Простейших слов?
А значит, чувств простейших?
Перо. Бумагу. Долгую свечу
И Господа,
что за меня в ответе.
Так надо нам
родительское око.
Так надо знать
и чувствовать,
что мы
Еще слабы.
Еще не одиноки.
Что Бог
Вдохнул,
Как Душу,
Смысл
в мир.

– Ну, мне пора спешить
В мой век, отсюда,
Где юбки нынче носят
вот…
по сюда.
– Завидую…
– Завидуй,
Но – пиши.
Там, где царит топор,
Перо живет в глуши.
– И мне пора.
Прощай, мой друг, пора.
Бог весть, когда нас удосужит встретить.
Так редко мы живем,
Рождаясь раз в столетье.
– Так редко я живу, рождаясь раз в столетье.
– Но держим радость встреч на кончике пера!
– Итак, пора.
«Пора, мой друг, пора…»
– Какого черта!
Напишем этот стих в тридцать четвертом.

Последним поездом метро,
Где станции пусты и гулки,
Где ночи нет, а есть уборка
И то поспешная.
Итак,
зашел в метро,
за мной замкнули двери.
Пройдя высокий вестибюль,
Вступил
На возникающую под ногой ступень
И вниз потек.
Оттуда тихо пели.

Как солнца луч после дождя,
Как ветер по верхушкам сосен,
К моим желаньям снисходя,
Душой моей проходит осень.

И мне легко за ней идти,
Глядя вслед гаснущему лету.
И золото берез летит,
Как волосы твои по ветру.

Гляжу я, пристальный, до слез.
Зрачки свои до боли сузив.
И золото твоих волос
В тяжелый собираю узел.

Я славно жил, я всяко жил.
Мне никогда не оправдаться,
Что я всю жизнь одну любил.
Но мог другими любоваться.

Два сосунка.
Кутенка.
Кутерьма
Птиц,
Поцелуев.
Ну же!
Ну не надо.
Два сосунка. Два яблока. Два сада,
Расцветших под рукою у меня,
Расцветших под рукою для тебя.
Чтоб ты в своих садах
Была своею,
Я с губ твоих
Девичество целую,
Рассветный сад твой к полдню наклоня,
Рассветный сад твой к полдню наклоня,
Расцветший сад твой
Доброю ладонью,
И певчими,
И райскими наполню,
И выпущу на волю,
Полоня.

Рассветный сад твой
Полднями наполню.
Плоды созреют и в зенит взойдут.
Но и в зенит
Губами зноя вспомню
Остуду первых зябнущих минут.

И в самый сбор страстей и урожая,
В охоту,
в травлю,
в ночь любви трубя,
В любом оскале сучьем я узнаю
Ту первую,
ту росную тебя.
Твой сад уснет.
Умолкнут твои птицы.
И только слева тычется одна.
Твой сад.
Ему,
Изведавшему,
снятся
Два сосунка,
Кутенка.
Кутерьма.

Самолетная почта
Не голубиная.
Жаль,
Не люблю голубей.
Оперяется сердце наружу.
Но не в ворона же,
Обращать свою певчую жизнь,
И не в лётного льва –
Слишком когти свои обнаружу.

Значит, все-таки
Розой – ты.
Значит, я –
Соловей.
Значит, все как должно,
А иначе и быть не умеет.
Значит,
Просто готовься.
Не оперяй свое сердце,
А свей.

А когтистая птаха
Уберет свои когти
И в ласку
Поспеет.

А то ли нынче понедельник,
А то ли день иной какой.
То ли мы с тобою пели,
То ли плакал я с другой.

А то ли было, то ли вроде,
А может вовсе ни к чему.
Может, где-то рядом бродит,
Только сразу не пойму.

И опять кричу и плачу,
И хочу уговорить,
Что живу я наудачу,
Лишь с тобой счастливым быть.