Владимир Старцев-Фомин - Что вам расскажет арестант

Дошло: за мной пришли из тех дверей;
Чуть выждав, все они уже кричали,
Чтоб с ними я идти сбирался поскорей,
Но надо обыскать меня вначале.

А дальше, прежде времени, казня,
И прямо здесь в судебном зале,
Они при этом обыске все сообща с меня
Нательный крест снимали.

Я крест им свой не отдавал,
Его сжав на своей груди рукою,
«Нельзя с собою брать металл!» —
Кричали, ждали, что им руку я открою.

«Не полагается, вам говорим!»,
«Нельзя!» – конвой долдонил,
Пока не отдал я с креста цепочку им,
А крест же свой зажал в ладони.

Повисла пауза, и в той тишине
Один из них, глаза потупив лисьи,
Мой крест решил оставить мне,
Как бы сошедшись в компромиссе.

А дальше повели, у входа «автозак»
Стоял, и нас, трëх-четырëх, в автомобиле,
По одному, в глухие боксы, как собак,
В железные всех посадили.

Я в ящике сидел, и лишь глаза мои
Через отверстье в двери видны были,
Во тьму, куда-то вниз с лица земли,
Меня во мраке ночи увозили.

С трудом моя дышала грудь,
И от меня свет Божий затворился,
И всю дорогу я, весь этот путь,
В слезах в железном ящике молился.

Я в темноте сидел, прижавшись весь
К глазку – окошечку в железной дверце,
Но чувствовал, что в своей вере даже здесь
Не умалился я нисколько в сердце.

И знал я, мокрый весь от своих слëз,
Что долго мне теперь идти по краю,
И пел я в ящике: «Тебя и здесь Иисус Христос,
Господь мой, воспеваю!»

Сегодня Ты пришëл в Иерусалим,
Который ждал спасенья непрестанно,
Всегда к пророкам был неумолим,
Тебе ж кричал на улицах «Осанна!»

И весь народ на всëм Твоëм пути
На землю постилал свои одежды,
В душе надеясь, чтобы Ты спасти
Страну их смог, лелеяли надежды.

Они не знали, что пришëл к ним Бог,
Они к такому были не готовы,
Царя, пророка ждали – кто б помог
Стряхнуть с народа их оковы.

Ещë не знали, что восторг их зря,
Им смысл пришествья был неведом,
Найти в Тебе хотели нового царя,
Который бы их в бой повëл к победам.

Чтоб вождь Израиля бы применил
Для войн оружие своих чудотворений,
Народ же, набираясь больших сил,
Врагов поверг в итоге всех борений.

И Ты вошел в Иерусалимский храм,
В нëм запретил кощунствовать торговцам,
К народу Ты с ученьем обратился там —
Так, если бы пастух явился к овцам.

Услышал город проповедь любви
И понял, что не вождь пред ним, не воин,
И что они ошиблись все в своëм равви,
Который их мечтаний не достоин.

Тебя начальники ещë три дня
Будут терпеть, злясь и скрипя зубами,
Пока в четверг, в себе весь мир кляня,
К Тебе придëт Иуда с их рабами.

Сегодня Ты пришëл в Иерусалим,
И Твой приход был солнечным, весенним,
Чтобы распятием и следующим за ним
Ты спас весь мир чудесным воскресеньем.

На Благовещенье дождливая погода
Пришлась в тяжëлом нынешнем году,
Сегодня много в храм придет народа,
Лишь я на литургию не приду.

Нам, видно, долго ещë быть в разлуке,
Дарованной нелëгкою судьбой,
Но тянутся к вам, братья, мои руки,
Душа к вам тянется сама собой.

И вижу я издалека, как нынче утром
На праздник Богородицы сбирается народ,
Как в храме нашем ярким перламутром
Горят светильники в сиянье позолот.

Тепло мерцают восковые свечи,
Горят лампады перед ликами святых,
Приход весь тут, и люди издалече…
И вот запели… весь народ притих.

Душа внимает голосам и пенью, —
Поют ли ангелы, иль хор поëт сестëр!
Для всех собравшихся по их моленью
Господь свои объятья распростëр.

Наш батюшка, от имени Господня,
Во имя праздника из больших величин
С любовью служит, трепетно, сегодня
О Благовещенье особый службы чин.

И в храме, в ходе этой литургии,
В священнодействии достаточно простом,
Другое время отверзается, места другие —
Вечеря совершается с Христом.

И Кровь Его, и Плоть в священной чаше
Преосвящаются из хлеба и вина,
Чтобы к причастью братья, сëстры наши,
Затем пришли тут, называя имена.

Была здесь служба, а на самом деле
На землю Божьей волей нисходили небеса,
И для священника так незаметно пролетели
В трудах три с половиною часа.

Затем о важном для народа и вселенной
Для прихожан он проповедь прочтëт,
В надежде, что духовной переменой
Его приход воздаст ему почëт.

Народ же, ощущающий усталость,
Но духом бодрый, сам в себе спроста,
О доме думает, но подождать осталось,
Когда закроют вскоре Царские врата.

Так и прошла сегодня служба в храме,
Но, видели ль вы все в нëм, стар и мал,
Что я был тоже рядом, вместе с вами,
И как всегда у «Богородицы» стоял.

Жаль, что нам правда не видна,
Была, сколь счастье наше хрупко, —
Как, бедная, теперь одна
Живëшь, моя голубка?

Не поворкуем мы вдвоëм,
Заветных слов не скажем наших,
Любви своей не изопьëм
С тобой из одной чаши.

Но ты, родная моя, верь,
В мучительной разлуке,
Когда нам силою теперь
Разняли наши руки.

Сколь ни было нам тяжело,
Сколь больно ни было крепиться,
Поднять подбитое крыло,
Хотя б немного, голубица.

Уйдëт, навек уйдëт беда,
Наполнится жизнь новым здравьем,
И мы ещë с тобой тогда
Крыла по-новому расправим.

Живу на свете, как в гостях,
Куда будто бы не звали,
Мои враги уж на моих костях
Давно свой танец станцевали.

И они радуются до сих пор
Экстазу своей дикой пляски,
Что смастерив мне приговор,
К такой пришли развязке.

Что их оговор меня сразил,
А перед кем народ всю жизнь в ответе,
Один наш орган темных сил,
Жить повелел на том мне свете.

Где тени жертв еще стоят
С времен Ягоды и Ежова,
Куда и новые в их ряд
Готовят ставить снова.

Бледней, чем тени вдоль стены,
Растратив всю живучесть,
Стоим вот ныне здесь и мы,
И ждем свою все участь.

Перед чертою, на краю,
У той стены кровавой
Я занял очередь свою
За скорбной своей славой.

Их спесь взяла и в наши дни,
В их лживых тайных кулуарах,
И мне назначили они,
Жить без вины на нарах.