Михаил Лубянский - Прощай, страна чудес

– Ну что вы копаетесь как клуши? Вы должны вскакивать так, чтобы ваши одеяла летели к потолку!

Через четверть часа карантин, построенный повзводно, громыхая сапогами по булыжной мостовой, бежал боковой улицей, ведущей к морю. Без шапок, в нательных рубашках, заправленных в шаровары, солдаты в предрассветной темноте напоминали косяк спешащих гусей. Жители, привыкшие к грохоту сапог, мирно спали в своих домах, скрытых в густоте садов.

До моря солдаты не добежали. В нужном месте Бежан развернул взвод обратно, и бег продолжался. Солдаты уже тяжело дышали, и всё явственнее чувствовался запах молодых разгорячённых тел.

Время, отведённое на физзарядку, истекло. Но Бежану всё было мало. Он разворачивал взвод снова и снова, гоняя его по кругу и подбадривая отстающих грозными окриками.

После пробежки и комплекса физических упражнений настало время, отведённое для заправки коек и умывания. Затем следовал утренний осмотр и завтрак.

Из-за чрезмерного усердия Бежана взвод не уложился в положенный срок и опоздал на завтрак. В столовую полка он прибыл позже всех, когда там уже сдвигали столы для мытья полов. Дежурный по полку, старший лейтенант, сделал Бежану замечание:

– Почему вы с опозданием прибыли на завтрак? У вас не было серьёзных причин для задержки. Распорядок дня необходимо соблюдать. Кухня должна вовремя освободить котлы от пищи, чтобы начать варить новую к обеду. А из-за вас, товарищ старший сержант, вышло промедление почти на час!

После завтрака начиналась строевая подготовка. Бежан и тут старался изо всех сил. Он командовал:

– Взвод, поднять левую ногу! Вытягивать вперед! Держать, держать! Не опускать! Носок тянуть! Опустить! А теперь поднять правую ногу! Выше, выше! Носок тянуть! Опустить!

Занятия по строевой подготовке продолжались три часа, а иногда и четыре. Кроме усталости солдаты начинали чувствовать голод. Бежан замечал:

– Что это ремни у вас обвисли? Подтянуть!

Солдаты снимали пояса и подтягивали их. При этом шутили:

– Похоже, из нас тут хотят сделать балерин!

Бежан понимал причину провисания ремней. С весёлой угрозой в голосе он обещал:

– Подождите, я вас накóрмлю! Я вас всех накóрмлю!

После ужина, до отбоя, солдатам полагался свободный час, так называемое личное время. За этот час солдат был должен побриться, подшить свежий подворотничок и до блеска начистить пуговицы. Не забыть и сапоги. Ну и, конечно, написать письмо на родину. А то и целых два или три.

В один из таких вечеров Бежан сказал:

– Мы должны избрать комсорга взвода. Так положено. Тем более что у нас тут все поголовно комсомольцы. Кого выберем? Рядовой Анатолий Небожак как будто ждал этого вопроса.

Он вскочил с места, указывая на Казюкова:

– Вот его! Он у нас самый идейно закалённый. Мы все проголосуем за него!

И все дружно проголосовали за Казюкова. Так он стал комсоргом во взводе. Бежан полушутливо сказал ему:

– Ты теперь комсомольский вожак и мой личный секретарь! А Фёдор наедине со мной подосадовал:

– Бисов сын этот Небожак! Выскочил впереди всех, перебежал дорогу. Боялся, что этот хомут наденут на него. И все земляки его поддержали. Что поделаешь, у нас тут половина взвода – украинцы. А мы оказались в меньшинстве.

Хомут, доставшийся Казюкову, был не так уж и тяжёл. Нужно было раз в месяц собрать членские взносы. Он и собирал их по списку, по десять копеек с каждого комсомольца, а собранную сумму передавал комсоргу полка.

После умывания и заправки коек оставалось свободных полчаса до завтрака. В широком проёме казармы рота выстроилась на утренний осмотр.

Бежан медленно шёл между двумя шеренгами своего взвода, придирчиво осматривая каждого солдата. Сразу выявлялись мелкие недостатки: кто-то с вечера не побрился, кто-то поленился начистить сапоги или подшить свежий подворотничок. Бежан записывал фамилии нерадивцев в записную книжку и грозил нарядом вне очереди. И тут же заставлял исправить недостатки.

Окончив осмотр, Бежан становился во главе взвода и командовал:

– Рядовой Вулик, ко мне!

Именно так старший сержант произносил фамилию одного из молодых солдат – рядового Иосифа Вулиха.

От левого фланга отделяется аккуратный солдатик, черноглазый, с тёмным ежиком волос на остриженной голове. Чётким шагом он подходит к командиру, прикладывает руку к шапке и звонким голосом докладывает.

– Рядовой Вулих по вашему приказанию прибыл!

Бежан придирчиво оглядывает солдата. Всё у него в порядке, он чисто выбрит и начищен. Командир начинает неслужебный разговор:

– Как вам сегодня спалось, товарищ Вулик? Тот вежливо отвечает:

– Спасибо, хорошо, товарищ старший сержант!

– Так, так, – произносит Бежан. – А как сегодня ваше самочувствие?

Вулик рапортует без запинки:

– Спасибо. Всё отлично, товарищ старший сержант! Наливаясь беспричинной злобой, Бежан командует:

– Рядовой Вулик! Как вы стоите? Смирно! А тот и так стоит смирно. Куда уж смирнее! Бежан приказывает:

– Кругом! Пройдите мимо вон того столба десять раз и каждый раз отдавайте ему честь!

Чётким строевым шагом Вулик марширует мимо одной из колонн, подпирающих потолок, и старательно козыряет ей. Взвод, да и вся рота, молча, наблюдает за происходящим.

Поначалу это развлекало и забавляло. Но когда этот аттракцион стал повторяться каждое утро, солдаты стали тихо роптать между собой:

– И чего он привязался к этому малому? За что его шпыняет? Только за то, что он еврей? А сам-то… Как уставит свои румынские очи, и прижигает ими человека, и давит, как будто хочет придавить к земле. Бонапартишка несчастный!

Солдаты третьего года службы, сослуживцы Бежана, проходя мимо, говорили:

– Ну и Бéжин! Ай да Бéжин! Бывало, в батальоне его и слышно не было. А тут заматерел, вошёл во вкус, даже голос потерял от крика!

Никто из молодых солдат не жаловался на самодурство Бежана. По уставу каждый при необходимости мог пожаловаться за себя лично. Коллективные жалобы не допускались. Да и сами молодые были зациклены на обязательности приказов и устава, в котором сказано: «Солдат обязан стойко переносить все тяготы военной службы».

И Вулик никуда не шёл жаловаться, видимо, решив молча сносить дурацкие выходки Бежана.

Да и к кому было идти? К замполиту полка? Это был толстый седеющий подполковник из местных жителей, плохо говорящий по-русски. Пожалуй, и не поймёт, не вникнет в деликатность возникшего конфликта, не заступится за несправедливо притесняемого солдата.

Только всего и радости в жизни у солдата – это получить письмецо из дома. Да ещё, милое дело, посмотреть воскресным вечером кино в полковом клубе.

Кто-нибудь скажет: значит, по выходным. Но у солдата срочной службы выходных не бывает.