Бут Чен Кот - Последний патрон. Стихопредставление

Над нашим хрупким суетливым домом.

И через сто, и через двести лет

Они вот так же будут плыть когда-то,

И есть мы в мире или нас уж нет,

Им всё равно – невелика утрата.

У них беда. У них поминки.

Погост и слёзы без надежды,

А жизни яркие картинки

Сменили чёрные одежды.

К ним смерть пришла необратимо.

Не пошутив, не передумав.

Не проплелась, старуха, мимо,

Вошла, здороваясь угрюмо:

«А… как всегда, меня не ждали.

Вот каково мне, нелюбимой,

Всегда причиной быть печали,

Как снег зимой, неотвратимой?

Охота мне смотреть на слёзы?

Сама бы сдохла от такого.

Но жизни нет моей угрозы,

А я устала, право слово.

Я тоже радости достойна,

Как все живущие на свете.

Я, может, счастье для покойных,

У них спросил бы кто… А эти —

Им только б слёзы лить без меры,

Да проклинать меня, старушку.

Живут, как нехристи, без веры

И чтут посмертные пирушки.

За упокой водяру хлещут,

А лучше бы Псалтырь читали.

Давно не сыщешь в мире вещих,

И я не повод для печали.

За всеми я приду когда-то,

А потому – живите с Богом.

Он – главный. Я не виновата,

Что всем живым туда дорога.

Что ж, поделюсь одним секретом:

Кто мертв у вас, у Бога – живы,

А вы простите мне за это,

Что я бываю некрасива.

Какая встреча – Смерть и Жизнь.

Одна страшна, с тупой косой,

Другая с чаем, с колбасой,

И вечным лозунгом: «Держись!»

Смерть жизни задала вопрос:

«А нет ли камня, поточить?

Тут кое-кто не должен жить,

Да вот, срывается покос…

Ты мне с косою помоги!»

Тут жизнь от наглости такой

Аж поперхнулась колбасой:

«Позволь, но мы с тобой враги…»

И испытала легкий шок,

Глаза тараща на косу:

«Тебе я камень принесу,

Чтоб ты меня под корешок?

Иди-ка, дура, стороной.

Полно камней в других дворах!»

И смерть, сложив в мешочек страх,

Ушла за камнем в двор другой.

А жизнь, дохлёбывая чай,

Во след ей буркнула: «Иди!

Когда наточишь, приходи,

А не застанешь, извиняй.»

Шёл цыган, цыган был пьян.

Солнце закатилось,

И роса душевных ран

По лицу струилась.

Был цыган не стар, но рван,

Даже без гитары.

Лишь седеющий туман

Был цыгану парой.

Ничего то не скопил,

И детей не нАжил,

Мало ел и много пил,

А иначе как же?

Не в болезни, не в бою

Потерял он силу.

Он цыганочку свою

Уложил в могилу.

Шёл цыган в степи пустой,

И лишь птица выла,

Что ему уж смерть с косой

Счёт до трёх открыла.

Раз – он слёзы рукавом.

Два – и солнце встало.

Три – увидел чей-то дом,

Смерть, скомандовав: «Крууугом»,

На ходули встала.

Как быстро выросли дети,

Порою грустно немного.

Ещё вчера – на рассвете,

И нет конца у дороги.

Когда полжизни промчалось?

Когда огниво рассвета

В зените, вдруг, оказалось

Как в полдень жаркого лета?

Да нет же, есть ещё порох,

В душе по жизни шестнадцать,

И дел по-прежнему ворох,

И есть мотив наслаждаться.

Я помню, сын обещал мне

Добыть от старости средство,

Но годы скачут нещадно,

Назло наивному детству.

Украдкой глядя на маму,

Её зенит вспоминая,

Смиряюсь с мыслью упрямой:

Я тоже буду такая.

И это, братцы, нормально,

Такой порядок у Бога,

Но отчего же печально,

Что всё короче дорога?

Этим утром Господь апельсин золотой

Из небесных прислал закромов.

От красивой и щедрой посылки такой

Просыпается в сердце любовь.

Расплескался лучами оранжевый сок,

Освещая надежду мою.

Снова день убежит, как меж пальцев песок,

Суету приближая к нулю.

Так и мчится отмеренных лет череда.

Важно помнить одно: в каждом дне

Видеть нужно достоинства, помнить всегда —

Мы транзитом на этой земле.

Казалось бабуле, что кот её, Васька,

Который схоронен на заднем дворе,

Совсем не лежит одиноко в земле,

А в небе летает на облаке. «Слазь-ка», —

Кричала бабуля Василию вслух,

«Поел бы хоть рыбки, спустись на минутку,

Летаешь по небу уж целые сутки!»,

И с ней в унисон кукарекал петух.

Но Васька не думал спускаться домой.

Мурлыкал довольный и лапой махал,

А бабушка в небо кричала: «Нахал!»,

Слетевший платок поправляя рукой.

А после, присев на ступеньки крыльца,

Задумчиво глядя на свой огород,

Шептала довольно, светлея с лица:

«Устроился славно ты там, обормот!»

С улыбкой блаженной садилась за стол

И кашку овсяную ела одна,

А после смотрела в окошко она,

А вдруг её Васька покушать пришёл.

И я буду бабушкой старой, дай Бог!

Дай Бог не остаться одной, с петухом.

А если и так, то, видать, поделом,

У каждого в жизни свой кот и свой срок!

Мне приснился брошенный пёс,

Глаза его, полные слёз,

И в крик немой вопрос:

Не уж-то совсем не нужен?

И хозяин его, подлец,

По ярким эффектам спец,

Из хладных, что без сердец,

Хотя и добряк снаружи.

Пёс сидел на пути у всех,

Не худшая из помех,

В обход его все и в смех:

«Уселся, мол, на дороге».

А он просто не мог сойти —

Ему некуда было идти,

И могли бы его спасти

Двуногие люди-боги.

Век наш чёрствым не зря прослыл —

В человеке мотор остыл,

Сам себе он порой не мил,

Его бы кто спас сначала…

Пса хозяин с утра, подлец,

Вывез за город, наконец,

За пятнадцать дорог колец.

В груди тревога застряла:

«Поиграть? Поедет – за ним?..»

Рванул и ушёл сквозь дым!

«Как же так, я ведь был любим,

И мне даже имя дали!»

Побежал и бегал весь день,

Пока не исчезла тень,

А после застыл как пень,

И только глаза кричали:

«Почему он так? Почему?

Чем же я досадил ему?

А теперь я нужен кому?»

Барахталось сердце в мУке.

И мелькали ноги людей,

Небеса – темней и темней,

А ему больней и больней,

И вдруг он увидел… руки!

«Я смотрю за тобой давно,

Псина, горе у нас одно —

И тебе, и мне суждено

Поймать предательства пулю.

А давай-ка, пойдем ко мне,

Посидим вдвоём при луне,

А то я, братишка, в вине

Кровь раны своей смакую.»

Освещала луна их путь,

Не присесть им и не свернуть,

И хотелось вдвоём тонуть

В бездонной дружбе внезапной.

Я же, глядя во сне им вслед,

Убедилась, что худа нет

Без добра, вот и весь секрет

Безропотной веры в завтра.

Не формулируется боль

В слова уже известные.

Моя не нравится мне роль —

Своё не вижу место я.

Где кроме именно меня

Кого-то трудно выдумать,

Вошла чтоб в нишу бытия

Моя харизма с придурью.

Ведь я на месте на своём