Сборник стихов - Паломник. Страницы европейской поэзии XIV – XX веков

При столь блистательном владыке христиан,

Которым помыкать легко бы мог Аман *,
Все наши города безумье охватило,
Повсюду льётся кровь, повсюду правит сила.

Пред нами Мо *, а в нём такая же напасть,
1060Смертоубийствами упился город всласть,
Шестьсот на дне реки, меж ними в этой драме
Погибло двадцать жён, поруганных скотами.

Луары странный блеск опять пред нами лёг,
Подножье города омыл её поток,
1065Шестнадцать тысяч душ убито в Орлеане,
Хоромы во дворце, совсем как поле брани,
Кровавым грудам тел в реке плотиной стать,
Невиданная мель теченье гонит вспять,
Те города страны, те человечьи руки,
1070Что не прошли войны и всей её науки,
Луару замутив, разводят в ней кармин
И в небесах видны среди других картин.

Но львы твои, Лион *,
безвинны в чёрном деле:
Ни городской палач, ни воин цитадели,
1075Ни чужеземная отчаянная рать
Не захотят в тюрьме убийством рук марать,
Коль руки честные не окровавят плоти,
Тая презрение к столь мерзостной работе,
Отребье, требуха тотчас поможет в том,
1080Начнёт тебя терзать, мешая кровь с дерьмом.

Валансом и Вивье, Турноном, также Вьенной *
Был осужден Лион, жестокий и надменный,
Запятнан тысячью непогребённых тел;
А вот, к примеру, Арль колодцев не имел *
1085И десять дней страдал от жажды над кровавой
Тлетворною рекой, над мёртвой переправой.
Здесь третий Ангел встал, он чашу в должный срок
Над Роной выплеснул, и алым стал поток.
И молвил Ангел вод: «О Боже, Боже правый,
1090Иже еси вовек и впредь в сиянье славы,
Поскольку тем, кто смел Твоих святых убить,
За пролитую кровь ты крови дал испить» *.

Но Сена всё затмит: её два крайних града
Невинны, говорят, их проклинать не надо:
1095Один из них Труа, другой из них Руан,
Там в тюрьмах узникам был свет надежды дан,
Но оба в свой черёд в наш список угодили,
Поскольку восемьсот несчастных загубили *.

Тулуза впопыхах парламент созвала *,
1100Затем чтоб воспретить кровавые дела,
Верней, чтоб снять позор с владычицы бесчинных.
Но сколько городов, до сей поры невинных,
Смягчавших красотой и разумом сердца,
Хранили доброту свою не до конца
1105И всё-таки сдались под натиском разбоя,
От коего трясёт сообщество любое.
Ты это испытал, Анже, отец наук,
И ты, о Пуатье, изящных вкусов друг,
И ты, добряк Бордо, простился с доброй славой,
1110На путь недобрый став.
И Дакс – в игре кровавой.
А вот соседи их, отважней не в пример,
Но отвергают зло, живут на свой манер.

Ты войском славишься, не казнями, Байона,
Твоя дарованная вольностью корона,
1115Корона дружества, в лихие времена
Горит, алмазными гвоздями скреплена.

Куда, глаза мои, ещё идти за вами,
Чтоб тридцать тысяч жертв изобразить словами?
Какие взять слова для перечня примет
1120Бесчисленных ручьёв, текущих в море бед?
О взгляд читающий, о чуткий слух, замрите,
Вам чудо явит Бог среди иных событий,
Он мёртвых выведет из подземельной тьмы.
Как нас меняет смерть! Но вот узрели мы
1125На фреске город Бурж, людей; и тот, кто зорок,
Их лица разглядит и сосчитает: сорок.
А там их вновь сочтут, чтоб точен был итог,
Дабы никто из них уже спастись не мог.
Чуть свет их всех подряд убьют рукою ката,
1130Расставив по пяти пред зданьем магистрата,
Преданье давнее свидетельствует нам,
Что смерть ни одного не пощадила там.
Был суд на третий день, когда в судебной зале
Вдруг глас послышался, исполненный печали,
1135Глухой, надтреснутый; все те, кто много раз
Готовы вопрошать, откуда этот глас,
Узнают наконец: один старик согбенный,
Способный вынести заботы жизни бренной,
Сам в нужник бросился, в погибельный провал,
1140Из ямы выгребной в последний раз воззвал,
Сражённый голодом, убийцей всех жесточе.
Сии судилища, дрожа, глядели в очи
Столетью грозному, в зерцало наших бед,
Давали веку хлеб, чтоб он явил в ответ,
1145Как ставит жизнь Господь над пропастью, у края,
Где кости грудою свалила смерть седая,

Чтоб потрясённый век бессилье сбросил вновь,
Дабы убийц разить за пролитую кровь.

Комон, в двенадцать лет пришла к тебе утрата *,
1150Но жизнь твою спасли тела отца и брата.
Кто руку дал тебе, кто был спаситель твой?
Твои отец и брат вовеки над тобой.
Из праха одного слепила вас природа,
А смерть сроднила вас ещё сильнее рода:
1155Живой ли, мёртвый ли, ты на смерть с ними слит,
А жизнь твоя сама усопшим век продлит.
Родною кровью ты окрашен был на ложе,
Господней милостью спасён, судимый позже:
Бог разум отроку ссудил и этим спас,
1160Но, став слугой врагу, ты отступил от нас *.

Простёртый на земле, ещё нам некто явлен,
Пронзённый тридцать раз, лежит он окровавлен,
Он был один, когда столпился сброд вокруг
И стал его колоть, не покладая рук,
1165Один к лежачему немедля возвратится,
Чтоб ткнуть ножом туда, где должно сердцу биться,
И святотатственно, сам чёрт ему не брат,
Исторгнет злобный зев такую речь трикрат:
«Что, спас тебя твой Бог от смерти и позора?» *
1170Ты, нечестивец, лжёшь и сам дождёшься скоро
Убийцу своего: наш справедливый Бог
Дыханьем уст Своих дарует душам вдох,
А вещий Божий глас могуществом нетленным
Несёт убийцам смерть и вечность убиенным.

Мерлен, как встарь пророк, бежавший от царя *,

Три дня в укрытье мог сидеть, благодаря
Тому что беглеца наседка посетила
И всякий раз ему в ладонь яйцо сносила.

Гонимые, пускай вас голод не страшит,
1180По воле Господа голодный будет сыт,
Кормильцев шлёт Господь нам поздно или рано:
Мерлену – курицу, Илье-пророку – врана.

Однажды для Ренье Везен, смертельный враг,
Стал избавителем, как вран, податель благ,
1185Он двести лье прошёл, служа Ренье охраной,
Который смерти ждал, но жизнь его сохранной
Была, хоть конвоир молчал весь путь почти,
Лишь странные слова изрёк в конце пути:
«Пусть будет доброта моя тебе укором,
1190Коль ты не отомстишь парижским людоморам» *.

Я, созывающий бежавших от резни,
Моливший Господа: «Спаси их, сохрани!» —
Воспевший горе их, тревоги, жизнь в раздорах,
Могу ли умолчать о тех, кто сердцу дорог?

В тот злополучный час, когда враги в бою

Клинками многими проткнули плоть мою,
Целитель ран моих, мой ангел, мой хранитель *
Меня, столь грязного, впустил в свою обитель,
И семь часов подряд взирал на рай мой глаз,
1200На таинства небес, о чём пишу сейчас,
И пусть всё это сон и морок на рассвете,
Пусть примерещились в бреду виденья эти *,
Не спрашивай меня, читатель, ни о чём,
Воздай Творцу хвалу, тебе же польза в том.
1205Жар вдохновения тем часом раздувая,
В беспамятство впадал я в дивных кущах рая.
Повёрнутый на юг, следил за солнцем взгляд,
От полдня жаркого клонился на закат,
С востока к западу тянулась вереница
1210Живых картин того, что впереди таится.