Виктор Балдоржиев - Молнии во мгле!

(1984-1994)

История в строках

Системной учёбы у меня не было, с имперской системой я не ладил. Вся моя жизнь – самообразование. Наверное, истина не доказывается, а показывается, диалог можно вести только на равных, только эмоционально-нравственный склад ума и души может охватить явления в целом, а рациональный ум делит целое на части, которые сразу же начинают враждовать между собой.

Но человек должен быть охвачен своим предназначением, а не чем-то иным, независимо от социального строя или политического режима.

Всего за десять лет, от середины 1980-х до середины 1990-х, мы прошли путь от власти идеологии до власти хаоса. Хаотическая преступность позже сменилась преступностью централизованной. На этом отрезке времени и появлялись строки предлагаемого сборника.

Получалась не поэзия, а история в строках…

Из ранних

(1984-1987)

А нас все мчат куда-то поезда,

Инерций увлекательный разгон!

И едем мы, качаясь, сквозь года,

И домом общим служит нам вагон…

А за окном – проносится тайга,

Под нами – гнутся старые мосты,

Над нами – проплывают облака,

За нами – полустанки и мечты!

Но мчимся мы сегодня, как вчера,

На шпалах – пыль растраченных годов.

А впереди – Озонная Дыра -

Последняя стоянка поездов!

Но от надежд несбывшихся устав,

Ведем мы по инерции состав…

Мне внушают: небоскребы

Угнетают в Штатах жизнь.

Только думаю: с чего бы

Там они так зажрались?

Вроде не с чего, беднягам,

Загнивают там и тут…

Вот бы их на наши блага,

Как они тут запоют?

Им, конечно, стало б легче

В нашем обществе свобод!

Может я антисоветчик,

Никудышний патриот?

Что ж, в тюрьму меня за это,

За советский ярый пыл?

Малевал я стенгазеты

И горнистом в школе был!

Только много разных версий

Про жестокость тех миров

А вот дядя мой, в Нью-Джерси,

Почему-то жив-здоров!

Не могу судить про Штаты,

Про Канаду, про Непал…

Но так в чем же виноватый,

Если я там не бывал?

Я – советский, современный,

Лучший в мире из людей!

Дали мне подарок ценный

И в конверте пять рублей!

Мы без всяких небоскребов

Можем запросто прожить.

Пусть гниют они в трущобах!

Нам так вовсе не загнить…

1984 г.

Петушиные кличи – не песни.

Тень наводят они на плетень.

В предрассветном густом поднебесье

Жаворонок приветствует день!

Как восторженно и вдохновенно

Он ликует! И трели звенят…

Но посредственно, хрипло и гневно

Петухи вслед ему голосят!

Что находит он в выси небесной?

На земле не рассеяна мгла.

Да посредственны лживые песни!

Вот такие у нас, брат, дела…

«Ведь никто на свете не умеет

Лучше нас смеяться и любить?

Телогрейка женщину согреет,

Мужика поможет заменить!

Сыновья и дочери народа

Сексуальной жизнью мы живем!

На полях, на фермах и заводах

Лучше всех смеемся и поем!

Здесь всегда эротика желанна,

На просторах солнечной страны

Сексуальны – серая ушанка,

Сапоги и ватные штаны!..

В грациозном этом облаченье

На работу можно и в кино,

И с улыбкой томной со значеньям

Ломануться после на гумно!

И хрипя, сопя – от страсти млея,

Лапать грудь и юбки ворошить.

Ведь никто на свете не умеет

Лучше нас смеяться и любить.

И гляжу – виноватый и грешный -

Степь родная, тебя не узнать!

Верблюжонок, смешной, белоснежный.

Не встречает верблюдицу-мать!

Ах, какие здесь песни звенели!

И цветы – первозданно цвели!

Что ж отары без них поредели.

И поникли без них ковыли?

Где же радуги краски живые.

Гнезда ласточек – вестниц весны.

Где же травы твои вековые.

Где ж пасутся без них табуны?

Но на черных полях неустанно

В клубах пыли гремят трактора.

И карьеры зияют, как раны.

Да недобрые дуют ветра!

По какому всесильному праву.

Что за праведники от земли

Бесшабашную эту расправу

Над тобой, моя степь, навели?

И иду я, кругом виноватый.

По коростам родимой земли.

И по волглому небу крылато

Надо мной не летят журавли!

И набеги мне снятся древние:

Растоптав загустевшую жизнь.

С гиком пьяным орды, кочевников.

Хищно схожих на нас, пронеслись…

1

«Год за годом я все глубже ухожу

В Землю. Или Время меня предает

Забвению, как ненужный элемент

Отжившей и отстрадавшей свое Эпохи?

Вместе со мной уходят в небытие

Плещущие в гулких моих отсеках

Голоса. Звонкий смех токаря Иванова.

Добродушный бас колхозника Сидорова.

И срывающийся фальцет очкарика-филолога

Петрова. Мы отстрадали с лихвой за все

Грядущие эпохи вперед. Это я говорю

Вам точно – старый военный дот.

Долговременная. Огневая. Точка.

А на нас ведь продержались когда-то

Вся Россия и мир на этой грешной Земле.

Что там сегодня слагают ваши Поэты.

Мыслями растекаясь по древу, и пытаясь

Коснуться чувств сокровенных? А бывало -

Конопатый Иванов пел: «Тучи над городом

стали. В воздухе пахнет грозой. Далеко за

Нарвской заставой парень идет молодой» молодой».

И подмигивал при этом озорно.

Добродушный Сидоров знал только: «Три

Танкиста, три веселых друга». А Петров

Корпел над стихами. Накатывало на него.

И прятал от начальства важного очки и -

Блокнот. Звали ребята его Профессором.

Любили мальчишку-очкарика одногодки.

Хоть и были его родители « «Врагами народа».

Такие тогда гуляли слухи…

А иногда они замолкали надолго. И.

Бесшумно открыв мои стальные люки.

Всматривались через амбразуры

В светлое ромашковое поле. Прищурив

Глаза, ловили в перекрестии прицелов

Какую-то невидимую цель. А когда

На маневрах долбили в мои бока

Учебными болванками, то душа уходила

В пятки у сержанта Иванова, над чем

Добродушно подшучивал рядовой Сидоров.

И от души возмущался интеллигентный

Ефрейтор Петров. А Иванов посмеивался

Над своими страхами. Но глаза его

Странно темнели, смотря в амбразуру.

И пронзительная вокруг была тишина…

2

Лавиной на нас, дымя газойлем, на-

катывались танки. Ливнем сыпались бомбы.

И лопались оглушительно. Ребята били

Короткими. Мал был боезапас. И СВТ у них

Клинили после третьей обоймы. На

Парадах, конечно, были они хороши…

А над русской равниной – шинельные

Скатки, мельканье обмоток, да стальное

Мерцанье штыков. Контратакуя, они

Кричали «За Родину!» И еще за кого-то

Монументального. Хрипло они выкрикивали