Утина Паганини - Слова про слова. Без цензуры

Стучал уныло, притворяясь сном…

Смычком снимая злое вето

На волю выпустил скрипач

В хрустальном звоне флажолета

Жар-птицу – затаённый плач…

Под гулкий щебет пиццикато

Трещал по швам потёртый фрак…

Скрипач как в царстве тридесятом,

В свет обращал глубокий мрак…

Быстрей! Сильнее! Выше! Дальше!…

Постой, Маэстро, не спеши!

Ты первый, кто сыграл без фальши

На струнах сломанной души…

Глиссандо с привкусом полыни

Разгульно било зеркала…

Вдова Никколо Паганини

Свой прежний голос обрела…

Взрывая пелену тумана,

Подобно раннему лучу,

Скрипач шатался, словно пьяный

И прижимал её к плечу

Так пламенно… Что было силы…

Целуя гладь его ланит

Она шептала тихо: «Милый,

А нас ничто не разлучит?»

Скрипач ей отвечал, смеясь и

Шутливо струны теребя:

«Никто для нас столь не опасен,

Как сами для самих себя…»

Доверяя лишь лунному свету

Я брела под покровом небес

И считала во тьме силуэты

Загулявшихся пар и повес,

Промотавших последние крохи

За сбивающий с ног серпантин…

И как будто сменялись эпохи

В отражении тёмных витрин…

Вдалеке на холмистой равнине

Люд, моля об отраде земной,

Поклонялся какой-то богине

И шаман, истекая слюной,

Ударял в свой потрёпанный бубен…

Сквозь вуаль старины вековой

Магистрали дымили и трубы…

Обагряя настил мостовой

Бились готы… а может быть гунны…

Пав в бою, исчезали в пыли…

Доносилось дыханье лагуны

И белели в ночи корабли…

Черепичные крыши и скверы

Проносились… луга и стада,

Коронации и адюльтеры,

И сошедшие с рельс поезда…

Кроны клёнов и лип… а навстречу

Мимо каменных стен не спеша

Шла девица, накинув на плечи

Побелевшую рваную шаль.

В космах ветра сырые порывы…

Так бывает во всех городах…

Я зачем-то спросила: «Вы живы?»

Но она не ответила: «Да…»

Улыбнулась уныло… И прямо,

Но украдкой взглянула в глаза…

Дрожь неслась по прозрачным рукам… а

Она словно что-то сказать

Тщетно силилась… Тяжкое столь же,

Как гора, что не сдвинется с плеч…

Точно знала она нечто больше,

Что в слова невозможно облечь…

А затем всё слилось воедино —

Тишина и немой разговор.

Я стояла напротив витрины

Замерев, и смотрела в упор…

Ощущая туманно – когда-то

Здесь развеян был дух мой и прах

За истлевшей погостной оградой.

Но не всё растворилось в ветрах…

Город-призрак, живая могила,

Усыпальница первых камней…

Я здесь явно кого-то любила

Дольше жизни своей и сильней,

Вышивала твои минареты

Яркой гладью на тонкую ткань…

Ты меня вспоминаешь за это,

Принося ежегодную дань…

Льнут к ногам твои древние плиты

И оббитые сталью врата

Для меня ровно в полночь открыты.

Так бывает во всех городах.

Я напишу роман, где все несчастны

В плену оков невежества и зла…

И буду убиваться: «О, ужасно!

За что я их на это обрекла?…»,

Ловя в слезах отчаянно влюбленых

Хоть каплю неизменной чистоты,

Что не исчезнет, в духе Авалона,

Синхронно c воплощением мечты.

Я рассажу всех кукол на витрине,

Диктуя мысли, вмешиваясь в сны…

Герой тужит у ложа героини —

Ей не дожить до завтрашней весны…

На площади кидаются камнями

Верша средневековый ритуал —

У ног еретика играет пламя

И тешится над тем, как он летал…

Вот рыцарь слепо жертвует собою

По прихоти каких-то вздорных дам…

А на щите несут других героев

И лавры достаются их вождям…

Бойцы ушли неслышно, словно тени…

Без имени, без рода и лица…

Они погибли ради убеждений

Туманных от начала до конца…

Земля вберёт их молодые соки,

И даст испить осоке и плеве…

Ещё один страдалец одинокий

Как лютик сник в очередной главе…

Он, расточаясь, ожидал поклонов,

Забыл про время, покупая жизнь…

Фонтан иссяк – и толпы монотонно,

Утратив любопытство, разошлись…

Вот латексом обёрнутые рыбы

Мне предлагают крови и вина…

Я улыбаюсь приторно: -«Спасибо!

Давно предпочитаю пить одна…»

И шагом, полным праведного гнева,

Спешу на растерзанье кутерьме…

По замыслу пера, я – королева!

И ничего, что трон стоит в дерьме.

По замыслу… а может приговору…

Не важно… ибо ясно не вполне.

Последняя глава, в которой скоро

Погаснет свет софитов в тишине…

Откланяются повара и воры…

Что вылупился, недалёкий сброд??

Плесни бальзама на душу актёра!

Иначе он потухнет и умрёт…

Всё. Больше ни строки. Зевая сонно,

Встаю отодвигаясь от стола,

Бросаю на съедение планктона

Совсем не то, что от себя ждала…

Да, редкий путник, в мрачную минуту,

Застигнутый сверканием зарниц,

Отважится искать себе приюта

Хоть на одной из названных страниц,

Где долго и мучительно страдали,

Затем усопли каждый в свой черёд,

Тела отпели, души закопали…

А может быть совсем наоборот…

Но вот, взвиваясь обелиском дыма,

Законно возмутится чей-то крик:

– «А суть-то в чём??»

Она неуловима.

И постоянно изменяет лик…

Пыль, точно мрачный призрак на погосте,

Испуганно металась у ворот…

Дробь барабанов, в мозг вбивая гвозди,

Стелила путь на скользкий эшафот…

Навеселе от солнечной купели

Глумился и толкал меня конвой,

И ветки разгораться не хотели

На плахе по-весеннему сырой…

Пьянящий дым последнего мгновенья

Сжимал виски, стирая круговерть…

А дикая толпа кричала: «Гений!

Ты должен… должен… ДОЛЖЕН УМЕРЕТЬ!!!»

Услужливо подхватывало эхо

И откликалось миллионы раз,

Переплетаясь с идиотским смехом

В чернильных жерлах ненасытных глаз…

…Ночь, прогнала фарфоровые лица

От прахом обращённого костра…

И как Капитолийская волчица

Надрывно завывала до утра…

Презирая любовь, проклиная судьбу,

Неподвижно лежу в 43-м гробу.

Где-то лики святых улыбнутся с холста,

Дрогнет камень, исполнится чья-то мечта,

Пьяный гений шагнёт в роковое окно…

Только мне всё равно и, как прежде, смешно…

Снова сцена и дым… Смуть у райских ворот…

Звон ключей, лязг петель… Каждый рвётся вперёд,

Скирд грехов, словно крест, волоча на горбу.

Меньше толков ценю я такую борьбу!

Мне бы душу согреть от безжалостных слов

В жарком пламени, где нет запретных плодов,

Асмодей исступлённо трясёт головой,