Утина Паганини - Слова про слова. Без цензуры

одним этим взглядом в упор.

Я ради того, чтоб быть с ним заодно…

Но он вышел под шелест газет…

Что, мама? он умер?… давно уже, но

Тебя же ведь тоже нет…

Скрип и скрежет в берёзовой чаще…

Вялой поступью, как миражи

Бродят тени… и в тех, что послаще

Беспощадно вонзают ножи,

Нанося легкомысленно раны

Наотлёт… то в сердца, то в висок…

И струится по слаженным станам

Карамельный берёзовый сок.

Горьким шелестом меццо-сопрано

Сотрясается каждый листок —

Рвётся плач из души деревянной:

«Почему этот мир так жесток?»

Беззащитно вздымаются плечи

Повторяя беззвучно вопрос…

Только тени друг друга калечат

Точно также. Что ИМ до берёз?…

Голубыми глазами блеснув,

Небеса погрузились в весну

И железные птицы войны

Продырявили долгие сны..

Я учусь умирать у зимы,

C мыслью об огнедышащем лете.

Слышу, как уклоняясь от пуль,

Рыжей кошкой крадётся июль,

А за ним Нерождённые Мы…

И цветут на лугу наши дети…

Она вошла, совсем седая,

Держась за сердце ледяной

Рукой: «Налей-ка, дочка, чаю!

Уж шибко на дворе весной

Повеяло… На косогоре

Проснулся по утру ручей…

Ох, чую, пошатнутся вскоре

Под гомон озорных грачей,

Несущих ветреную шалость,

Мои хрустальные мосты…

И так уж мало что осталось

От прежней гордой красоты…»

Взглянула в зеркало: «Нет мочи

Сражаться за свои права…

Смотри, как побелели ночи,

Как разыгралась синева!…»

И встала, опрокинув блюдца:

«Прощай! Ни пуха ни пера!»

И, не успела я очнуться,

Исчезла в дымке… До утра

Я слушала, как меркли скрипы

Её шагов в сурьме луны…

И с треском вздрагивали глыбы

Под звонким каблучком весны…

Что нам до снега, что не выпал…

Что до дорог, которых нет…

До безутешных слёз и всхлипов

Того, кто не рождён на свет…

Что нам до снов, что не приснились,

До усыпальницы пустой

И на ладонь осевшей пыли,

Что некогда была звездой…

Ветров, которые не дуют,

До «Я», не ставшего собой

И самых страстных поцелуев,

Не преподнесенных судьбой…

Что нам до истин безымянных,

Не существующих ролей,

До не прилаженных карманов

И не отмеренных долей…

Что нам до… но, мы думать рады

О том, что где-то за окном

Нет ничего светлее ада,

Пройти который не дано.

Ещё пол шага, но без головы.

Ещё пол слова, но уже без звука…

И разошлись, как зажившие швы,

галактики, летевшие друг к другу,

изображая миллиарды лет

комическую траги-пантомиму…

в чужих мирах растрачивая свет…

И улыбнулись, пролетая мимо.

Я помню, как она вошла

В аспидно белом

Не отражаясь в зеркалах.

Я так хотела.

Мелькнула тенью по стене

Немым оскалом…

Шатаясь, подошла ко мне

С пустым бокалом

И протянула: «Пей до дна!»

Мне было горько,

Но я глотала, а она

Смотрела только…

От поцелуев хрусталя

Дрожало тело,

Вставала на дыбы земля…

Я так хотела.

По ком-то колокол звонил…

Господня воля…

И раб судьбу благодарил…

Такая доля…

Легко переступив черту

Я полетела

В кромешный мрак и пустоту.

Я так хотела.

Пронзая души на лету

Эфирной шпагой,

Вдруг поняла я, что иду

Нетвёрдым шагом…

Точнее еду на коне,

Как чёрный рыцарь…

И в спину шлют проклятья мне

Мои убийцы.

Как просто уходящим вдаль,

Но сложно первым…

Я подношу к губам хрусталь

Рукой Минервы

И пью за тех, кто устоял

На тонкой грани

И всех, кто за свободу пал

На поле брани.

Я знаю, вы один из тех,

Кто канет в Лету…

Присядем, я открою вам

Свои секреты.

Я посмотрю на вас в упор

И брошу: «Здрасте!»

И вы поймёте: время – вор

Не только страсти…

И удивитесь: «Чудеса!

Оно сгорело!»

Отвечу: «Убедитесь сам!

Я так хотела…»

В предутреннем тумане умирая,

Последним взмахом ослабевших рук,

Безмолвие, подобно самураю,

Вонзило себе в сердце первый звук.

Забрезжил свет. На миг последний грамм мне

Напомнил кто я, для чего и где…

И сам Господь, разбрасывая камни,

Гулял по небу, словно по воде…

Бесцветным шагом, призрачно взирая

Поверх… не ненавидя, не любя…

Стирал следы, дошедшие до края,

Трагически бежавших от себя.

В безличном океане сонный гений

Казался шуткой воспалённых глаз…

Ошибкой своих собственных творений…

«Вот… затянитесь, что ли, пару раз…»

Срастаясь с вдохом искажённой тени,

Он докурил из рук моих чилом.

И, пав друг перед другом на колени,

Мы бились в исступлении челом…

А Вечность, расправляя нейросети,

Над нами сладким заревом плыла…

Пусть воины уходят на рассвете,

Легко оставив бренные тела…

а Он курит и верит в то, что курит и верит. Он только за этим вошёл в эти двери, чтоб ступая по белому полотну, напряженно вытянув руки, погружаться в Свою тишину, Свои запахи, краски и звуки.

и когда Он скроется За, для того, чтоб возникнуть На, погаснут все звёзды и светофоры. останется лишь белизна без единого следа, который подтвердил бы Его сбивчивую повесть о том, что где-то существует вода… города и рассветы…

а потом кто-то тронет Его за плечо и, указав на двери, предложит путёвку в новую жизнь… и Он, доверчивый дурачок, конечно же, снова честно отмерит 21 грамм Своей безграничной души, что бы податься туда, где стаи овалов хаотично мечутся в броуновском движенье, называя это походом в кино, на работу, или в больницу… декодируя в голограммы сигналы, пишут стихи и постоянно лечатся от чего-то… всецело в гипнотическом подчиненье…

Он не забудет их лица.

однажды я, не досчитав до ста, шагнула с высоты многоэтажной. и оказалось, что могу летать. всё остальное сделалось неважно. внизу который век тянулся бой —

живые механизмы шли под пули, лежали в койках с сорванной резьбой, но щупальцы по-прежнему тянулись. передвигали чинно кандалы и рок-н-ролл играли на рояле…

и великаны из зелёной мглы спина к спине квартетами стояли… протягивая руки к небесам, поверх всего, невидимые оку… а механизмы, строго по часам шли, сторонясь погостов и пророков…